— Дурак ты, Вовчик… Ой, какой же ты дурак… — прошептала она. В голосе смешались и злость, и благодарность, и что-то ещё, новое и непонятное.

Она вдруг поняла, что больше не видит в нём нескладного мальчишку-практиканта. Перед ней лежал парень, который, не раздумывая ни секунды, полез в драку с тремя отморозками, чтобы защитить её. И он прекрасно знал, что у него нет ни одного шанса.

Из-за угла выбежали двое полицейских с фонарями. Яркие лучи ударили по глазам.

— Что тут у вас стряслось⁈ — раздался строгий голос.

Но Даша его почти не слышала. Она смотрела на заплывающий глаз Вовчика и понимала, что после этого вечера уже ничего не будет как прежде.

Глава 22

Телефон зазвонил так неожиданно, что я подскочил на кровати. Ночь, тишина, и этот панический дребезг. Нащупал на тумбочке мобильник. Экран слепил глаза, на нём светилось: «Сержант Петров». Ну, просто зашибись. Копы не звонят посреди ночи с добрыми вестями.

— Да, — прохрипел я в трубку.

— Белославов, это Петров, — голос у сержанта был уставший, без всяких эмоций, будто он сводку погоды зачитывал. — Плохие новости. На твоих, Дашу и Владимира, напали. Они в городской, живы. Но… тебе лучше приехать.

Остатки сна испарились без следа.

— Еду.

Я даже не думал, что надеть. Просто вскочил, подбежал к стене, за которой спала Настя, и заколотил по ней кулаком.

— Настя, подъём! Беда!

Минут через пять мы уже летели по пустым улицам в старом, дребезжащем такси. Настя прилипла к окну, молча глядя на фонари, которые смазывались в одну сплошную жёлтую полосу. Её пальцы без остановки теребили молнию на куртке. А я сидел как на иголках, не в силах найти себе места. В голове крутилась одна-единственная мысль, как заевшая пластинка: «Лишь бы живы. Лишь бы не сильно».

Городская больница пахла хлоркой и бедой. Мы вошли в длинный, пустой коридор, где тускло горели лампы дневного света. Тишина давила, обещала что-то плохое. В самом конце, под табличкой «Приёмный покой», толпились люди. Я сразу увидел Дашу — она плакала, уткнувшись в плечо матери. На её колене были наклеены пластыри. Наталья, была бледная, как бумага. Рядом стоял хмурый сержант Петров. А чуть в стороне, как разъярённый бык в загоне, метался Степан.

Но увидев меня, замер. Лицо перекосило от злобы. Два шага — и он уже рядом. Его рука мёртвой хваткой вцепилась в ворот моей рубашки, и в следующий миг я с силой приложился спиной о стену.

— Я знал! — прорычал он мне в лицо, брызгая слюной. Глаза красные, дикие. — Я, блин, говорил, что добром это не кончится! Связалась с тобой, на свою голову! Это всё ты, твои игры! Моя дочь…

— Папа, хватит! — Даша подлетела к нам, пытаясь отцепить его руку. — Он не виноват!

Но отец её будто не видел и не слышал. Он тряс меня и шипел проклятия.

И тут подошла Наталья. Просто подошла и положила свою тонкую, почти невесомую руку на огромное плечо мужа. Степан дёрнулся, будто его током ударило, и замер.

— Успокойся, — её голос был тихим, но в нём было столько холода, что у меня по спине пробежали мурашки. — Криком не поможешь. Отпусти его.

Петров, который до этого просто смотрел, сделал шаг к нам.

— Ещё одно такое движение, Степан, и я увезу тебя в отдел за нападение. И мне плевать, кто ты и как ты расстроен. Понял?

Степан с каким-то звериным рыком разжал пальцы. Я медленно сполз по стене, хватая ртом воздух.

— Это Алиевы, — прошипел он, поворачиваясь к сержанту. — Я их достану. Я их на куски порежу.

— У тебя нет доказательств, так что это просто слова, — отрезал Петров, доставая блокнот. — А вот если ты их тронешь, виновным будешь ты. И сядешь. Подумай о дочери.

Наталья на мужа даже не смотрела. Она смотрела прямо на меня. И в её тёмных, спокойных глазах я увидел такую ледяную, концентрированную ярость, что мне стало по-настоящему страшно.

— Это зашло слишком далеко, Игорь, — тихо сказала она. — Если это они… я не буду ждать полицию. Я их сама закопаю.

Я смотрел на эту хрупкую, элегантную женщину и понимал — она не блефует. Мать моей помощницы была в сто раз опаснее своего мужа-громилы. И она не шутила. Совсем не шутила.

* * *

Буря улеглась так же резко, как и налетела. Воздух в коридоре всё ещё гудел от напряжения. Степан, отдуваясь, отошёл к стене и уставился в неё невидящим взглядом, то сжимая, то разжимая свои огромные кулачищи. Видно было, что он еле сдерживается, чтобы не разнести тут всё к чертям. Наталья, умница, тихонько увела Дашу к скамейке у стены. Девушка снова уткнулась ей в плечо, но уже не плакала, просто мелко-мелко дрожала всем телом. Сержант, выглядевший смертельно усталым, потёр переносицу и кивнул мне, мол, отойдём.

Мы сделали пару шагов в сторону от остальных.

— Рассказывай, что вечером было, — голос у него был тихий, почти безэмоциональный. Чисто работа.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь собрать мысли в кучу. Адреналин схлынул, и на его месте осталась только тупая, звенящая пустота и чувство гадкой беспомощности.

— Да всё как обычно, господин сержант. Закрыли закусочную, сели ужинать всей командой. Потом ребята начали расходиться. Вовчик вызвался Дашу проводить, время-то позднее. Вот и всё. Я, честно говоря, не думал, что они опять полезут. Двоих их людей, Кабана и Аслана, уже приняли. Я был почти уверен, что Алиев хотя бы на время заляжет на дно, изобразит законопослушного коммерсанта.

— Это могли быть и не его люди, — нахмурился сержант, что-то быстро царапая в своём потрёпанном блокноте. — Могли быть обычные залётные отморозки. На таких выйти — почти нереально. Все патрули уже на ушах, но если у них была машина… — он махнул рукой, — ищи ветра в поле. Уже за чертой города могут быть.

Даша, услышав наш разговор, подняла голову. Слёзы высохли, оставив на щеках грязноватые дорожки, но голос, когда она подошла к нам, звучал на удивление твёрдо.

— Я их не знаю, господин сержант. Совсем. В первый раз таких вижу. А наш Зареченск — он же как большая деревня. Если бы они были местные, я бы их точно хоть раз, да видела где-нибудь на рынке или на площади.

Петров задумчиво кивнул.

— Вот это уже важная деталь. Спасибо, Дарья. Ладно, Белославов, — он снова повернулся ко мне, — пока можешь быть