— Спасибо за совет, — вздохнул я. — Без тебя бы не догадался.

Я повернулся и пошёл к двери. Каждый шаг отдавался в голове гулким эхом.

На двери её каюты горел красный индикатор. Заперто.

Нажал кнопку вызова и проговорил:

— Лия, это я. Впусти.

Секунду ничего не происходило.

Затем дверь с тихим шипением отъехала в сторону.

Она сидела на своей кровати, сжавшись в комок, и её плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Её изумрудное сияние почти погасло, превратившись в едва заметное, болезненное мерцание. Увидев меня, она не вскочила, не закричала.

Просто подняла на меня заплаканные золотые глаза. И в них была такая бездна боли, что мне захотелось развернуться и уйти. Сбежать. Куда угодно. В Дикие Земли, в пасть к тираннозавру, обратно в своё проклятое будущее. Лишь бы не видеть этого взгляда.

Но я не сбежал. Я вошёл и сел на край кровати, на безопасном расстоянии.

— Ты убил его, — прошептала она с надрывом. — Ты пришёл и просто… убил его. Занял его тело.

— Лия, это не так, — я попытался подобрать слова, но они казались неуклюжими, фальшивыми. — Никто не умирал. Мы… слились. Я — это он. И он — это я.

— Нет! — она вскинула голову, и в её голосе зазвенел металл. — Он был другим! Он был… моим! А ты… ты просто самозванец! Клон из будущего! Фальшивка!

Она снова зарыдала, уткнувшись лицом в подушку.

Я сидел и молчал, чувствуя себя самым беспомощным существом во вселенной. Я мог управлять армией динозавров, мог в одиночку раскурочить отряд боевых роботов, мог заставить людей видеть галлюцинации. Но я не мог найти слов, чтобы утешить одну-единственную зелёную девушку, которую любил.

— Тот день… — вдруг сказала она. — На «Антеро». Когда ты упал. Потерял сознание. Твоя… амнезия. Это случилось тогда?

Я закрыл глаза. Мой первый день в этом времени.

— Да, — глухо ответил я. — Это случилось тогда. В тот самый момент.

Её рыдания стали громче. Я попал в самую больную точку. Она оплакивала не просто своего Волка. Она оплакивала тот самый момент, когда потеряла его.

— Я помню всё, что помнил он, Лия, — сказал я, отчаянно цепляясь за эту мысль, как за спасательный круг. — Каждую минуту. Каждое слово. Каждое прикосновение. Его память — это моя память. Его чувства… они тоже стали моими. Мне самому иногда сложно понять, где заканчивается Волк и начинается Волк-117. Мы — одно целое.

— Это ничего не меняет! — она села, её лицо было мокрым от слёз, а волосы спутались. Она казалась прекрасной даже в своём горе. — Это просто… воспоминания. Файлы, которые достались тебе по наследству! А он… его душа… она ушла!

Я понял, что логика здесь бессильна. Вайлет права. Нужны не слова.

Нужно что-то другое. Доказательство. Неопровержимое.

Точнее то, что вызовет правильный эмоциональный отклик.

Файлы файлами, а чувства чувствами.

Может, это слишком жестоко и прагматично, но другого способа утешить её просто нет. Я ведь и сам не понимаю толком, кем являюсь. Я просто забил на это.

Забил, потому что мне нормально. А главное, потому что есть дела поважнее, чем самокопание.

Но сейчас нужно перетряхнуть воспоминания, связанные с Лией и найти подходящее.

Правильное, эмоциональное, только наше.

И я вспомнил. Нечто тёплое, живое.

— Помнишь нашу первую встречу? — тихо спросил я.

Она повернулась и нахмурилась, не понимая, к чему я клоню.

— Не возле «Антеро». А до этого. В Лиходаре. Возле той паршивой забегаловки «У Безумного Слизня».

Она вздрогнула. Да. Она помнила.

— Ты тогда ещё была ординатором, — продолжал я, и слова сами полились из меня, тёплые и настоящие. — Ты увлеклась медицинским справочником и переходила дорогу, не глядя по сторонам. А там началась перестрелка. Какие-то ублюдки не поделили контейнер с контрабандными сигарами. Ты оказалась прямо на линии огня. Я сшиб тебя на обочину. Ты так перепугалась…

Она смотрела на меня, её слёзы высохли, оставив на зелёной коже солёные дорожки. В её глазах появилось что-то новое. Недоверие, смешанное с надеждой.

— Потом, когда всё закончилось, я повёл тебя в ту забегаловку, чтобы ты пришла в себя. Я заказал себе кофе. Самый дешёвый, горький, как сама жизнь. А ты… — я улыбнулся, вспоминая её лицо в тот момент. — Ты никогда раньше не пробовала кофе. Ты смотрела на мою кружку с таким любопытством, как будто это какой-то неизвестный состав, а ещё рассказала мне про эту жуткую флоксийскую болячку, от которой они превращаются в кристаллические статуи… как её…

— Синдром К’тарри, — машинально подсказала она.

— Ага, — кивнул я, — он самый. Как ты была увлечена! Даже позабыла о перестрелке. Я никогда не видел никого, настолько обожающего медицинские ужасы.

Она прыснула. Лёд тронулся.

— Потом… — продолжил я. — Ты попросила попробовать мой кофе.

Я сделал паузу, глядя ей прямо в глаза.

— И я протянул тебе свою кружку. А ты… ты сделала глоток. И твоё лицо… Боже, я никогда не забуду твоё лицо. Ты сморщилась так, будто проглотила лимон целиком. Сказала, что это самая отвратительная гадость, которую ты когда-либо пробовала. А потом… потом ты улыбнулась, и я понял, что пропал.

Она молчала. Но я видел, как дрожат её губы. Как в её глазах, в самой их глубине, разгорается узнавание.

А потом она медленно, очень медленно, протянула руку и коснулась моей щеки.

Её пальцы были холодными, но от их прикосновения по моей коже пробежал огонь.

— Волк… — прошептала она.

И в этом одном слове было всё. Прощение, принятие, любовь.

Она подалась вперёд, и я, не смея дышать, наклонился к ней. Наши губы встретились. И это был не просто поцелуй. Это было возвращение. Это было чудо. Доказательство того, что любовь, настоящая любовь, сильнее времени, сильнее смерти, сильнее любых парадоксов и чёртовых гиперкубов.

Она целовала меня, и я чувствовал вкус её слёз на губах. Солёный, горький, но в то же время — самый сладкий вкус на свете. Вкус прощения.

Я прижал её к себе, зарываясь лицом в её волосы, пахнущие дождём и надеждой.

И неважно, кто я — Волк или Волк-117.