— Марфа Ильинична, откройте. Это Иваныч.

Женщина открыла дверь, вытирая руки о передник:

— Что случилось, Коль?

Старый воин протянул ей мешочек:

— Тут двадцать рублей. Я у вашего Петра занимал перед самым его… перед тем боем. Он дал не раздумывая, сказал: «Бери, брат, потом отдашь». А потом… потом его не стало. Я всё собирался прийти, да стыдно было. Думал, вы подумаете чего… Но сейчас… не хочу помирать с этим долгом.

Женщина взяла мешочек дрожащими руками, на глазах выступили слёзы:

— Спасибо, Коль. Петя всегда говорил, что ты честный человек.

На другом конце площади два молодых парня стояли друг напротив друга. Оба помнили ту драку год назад — разбитые носы, выбитые зубы, всё из-за девушки, которая в итоге выбрала совершенно иного человека.

— Слушай, Ваня, — первый протянул руку. — Дураки мы были.

— Ага, — второй усмехнулся, пожимая ладонь. — Она всё равно за кузнеца из Шувалихи замуж вышла. Зря морды друг другу били.

— Зря, — согласился первый. — Прости, если что.

— И ты прости.

За час весь острог превратился в огромный человеческий муравейник. Из рук в руки переходили деньги, инструменты, одежда, даже сапоги и полушубки. Люди возвращали книги, взятые «почитать на вечерок» несколько месяцев назад, отдавали «временно одолженные» инструменты, признавались в мелких кражах и обманах.

Но постепенно суета начала стихать. Долги были отданы, прощение получено, старые обиды забыты. И тогда люди поняли — этого мало. Страх смерти требовал чего-то большего, чем просто улаживание мирских дел.

Взгляды начали обращаться к часовне, где отец Макарий готовился принимать исповедь. Люди понимали: вернуть украденный топор — это одно, а очистить душу перед возможной смертью — совсем другое.

Первыми к часовне потянулись пожилые жители, за ними — женщины с детьми. Потом подтянулись дружинники, ремесленники, даже те, кто раньше в церковь заходил только на Пасху. К удивлению многих, в очереди встал и Александр Зарецкий, известный всему острогу атеист.

Страх смерти сделал своё дело — заставил людей вспомнить не только о долгах земных, но и о долгах небесных.

* * *

Отец Макарий стоял у дверей часовни, наблюдая, как по Угрюму катится волна паники. Колокола били тревогу, дружинники бежали по улицам с оружием наперевес в сторону бастионов, а между жителями распространялись слухи один слух страшнее другого. Священник слышал обрывки фраз — тридцать тысяч Бездушных, десяток Кощеев, конец света. Его массивная фигура служила своеобразным маяком спокойствия посреди этого хаоса.

— Батюшка, батюшка! — к нему подбежала запыхавшаяся женщина с растрёпанными волосами. — Правда, что на шахте раскопали целое кладбище ужасных Бздыхов?

— Не бойся, уважаемая — мягко протянул священник своим мелодичным голосом, положив огромную ладонь на плечо женщины. — Господь не оставит нас. А воевода Прохор знает своё дело.

Но люди продолжали стекаться к часовне. Сначала по одному, потом группами. Вскоре перед небольшим зданием выстроилась очередь из тридцати, а то и сорока человек. Макарий с удивлением разглядел среди них Александра Зарецкого — молодой алхимик всегда открыто заявлял о своём неверии.

— Что ж, — вздохнул священник, поглаживая вышитых пчёл на своём поясе, — видно, страх смерти заставляет и атеистов вспомнить о душе.

Он открыл двери часовни пошире и встал у аналоя, приготовившись выслушивать исповеди. Первым подошёл горняк — крепкий мужчина лет тридцати пяти с мозолистыми руками.

— Прости меня, батюшка, — начал он, теребя шапку. — Перед тем как уехать в Угрюм, я… я украл инструменты у прежнего хозяина. Набор буров и кайло. Думал, пригодятся на новом месте…

Макарий кивнул, его голубые глаза смотрели с пониманием:

— Грех есть грех, сын мой. Но Господь милостив к кающимся. Если выживешь — найди способ возместить ущерб. Хотя бы частично. Иди с миром.

Следующим подошёл дружинник Артём — молодой парень с нервным лицом. Он долго мялся, прежде чем заговорить:

— Отец Макарий… Моё настоящее имя не Артём. Я Павел из Твери. Год назад в кабаке… была драка. Я выпил лишнего, кто-то полез с ножом, я ударил табуретом… Человек умер. Я не хотел, клянусь! Но никто не поверил бы сыну кузнеца против слова купеческого сынка. Пришлось бежать.

Священник помолчал, обдумывая услышанное. Его огромные пальцы машинально перебирали чётки:

— Тяжкий грех лежит на твоей душе, Павел. Но вижу искреннее раскаяние. Если Господь дарует тебе жизнь после этой битвы — помоги трём нуждающимся. Безвозмездно. И молись за упокой души того человека каждый день.

Очередь двигалась медленно. Плотник средних лет признался, что украл двадцать рублей из артельной кассы:

— Дочка болела, батюшка. Лекарства нужны были, а денег не было совсем. Я потом хотел вернуть, но…

— Вернёшь, — твёрдо сказал Макарий. — Если выживешь — вернёшь вдвойне. А если погибнешь — молись, чтобы Господь учёл отцовскую любовь.

Беженец из какой-то дальней деревни, худой, как палка, рассказал, как дезертировал из княжеской армии:

— Мы держали заставу у дороги. Бездушные напали ночью. Командир погиб первым. Все побежали… и я тоже. Бросил товарищей и бежал как последний трус.

Отец Макарий покачал головой, но голос остался мягким:

— Страх — это не грех, сын мой. Грех — поддаться ему полностью. Сегодня у тебя есть шанс искупить прошлое. Защити тех, кто слабее. Не беги больше.

Пожилой плотник Михей еле слышно прошептал свою исповедь:

— Двадцать лет назад, батюшка, во время Гона… Сосед мой, Василий, на него Бездушные напали прямо во дворе. Я слышал крики, мог помочь… топор был под рукой. Но я… я закрыл дверь и спрятался в погребе с семьёй. Ваську выпили досуха, пока я сидел в темноте и молился, чтобы твари ушли.

Макарий встал, обошёл аналой и положил обе руки на плечи плотника:

— Михей, — голос священника стал строже, хотя и не потерял сострадания. — Ты оставил ближнего своего в беде, и это тяжкий грех. Страх не оправдывает нас перед Господом. Василий погиб без помощи, и эта кровь частично на твоей совести.

Священник помолчал, глядя на собеседника:

— Но вижу, что десять лет ты несёшь эту ношу. Раскаяние твоё искренне. Если выживешь — помогай семье Василия, если они живы. Защищай слабых, не допусти повторения греха. А сегодня… сегодня у тебя есть шанс искупить прошлое. Не упусти его

Мельник Степан, грузный мужчина с бегающими глазками, долго не решался говорить. Наконец выдавил:

— Я обвешивал односельчан, отец