— Я не врала. В крещении я Мария…

— Мне до этого дела нет, — сказал я решительно. — Кровь у нас с тобой одинаковая — красная. Вот давай из этого и исходить. Так что там с вентиляцией этой?

— Канал узок, — прошептала она, опуская глаза — никак не могла оправиться. — Но пролезть можно. Вот, смотри, замеры…

Я взглянул. Да, как ни странно, узко, но я протиснусь. Ловкач привык в щели тесниться да в тень вворачиваться.

— Подозрительно это, — сказал я, глядя на план. — Но хоть решетки есть?

— Есть. Тебе их придётся вскрыть. У тебя будут инструменты, алмазные пилки. Никанор Никанорыча работа.

— Допустим, — нехотя сказал я. — Ну а дальше? Прутья перепилить любой дурак сможет.

— Дальше замки и печати, — к Ванде вернулась прежняя холодность, хотя спокойствие всё ещё явно давалось ей с трудом. — Вот тут тебе и предстоит явить все твои таланты. Рукописи и книги не валяются там на полках. Все — в запертых шкафах. И замки там сейфовые. Работать придётся быстро и тихо, потому что стража каждый час отпирает главные двери.

— Зачем? — поразился я. — Бессмыслица какая-то!..

Ванда дёрнула щекой — некрасиво, злобно.

— Есть легенда… об одном менталисте, что умел ходить Астралом. Понимаешь, что это значит, Ловкач⁈

Я понимал. Если ты можешь войти в Астрал в одном месте нашей реальности, а выйти в другом… Это переворот. Всеобщий. Переворот, который изменит жизнь окончательно и бесповоротно.

— Да, — сказал я спокойно. — И стража, значит, следит, чтобы вот такой легендарный менталист не оказался часом у них за спинами?

— Шути, сколько хочешь. Но дверь они открывают и помещение осматривают.

— Наверняка формально, — вставил я.

— Наверняка. Но если они на тебя там наткнутся…

— Не наткнутся, — сказал я решительно. — Но доля моя должна возрасти.

— Это с чего ради⁈ — вскинулась Ванда.

Я пожал плечами.

— Вентиляция, как ты и сама понимаешь — это слишком просто. Уж больно на ловушку смахивает. Словно приглашение. Полезайте, дескать, дорогие взломщики, видите, какие строители глупцы!..

— Сколько ж тебе надо? — она скривила губы.

— Десять тысяч империалов.

Запрашивать надо совершенно запредельную сумму.

— Болван! Ты хоть представляешь, сколько это весит⁈ — Ванда всплеснула руками. — Триста фунтов! Такое на телеге везти надо!.. И столько монет даже в казначействе не сыщется!..

— Ладно, — смилостивился я. — Тысячу империалов, остальное бумажками возьму.

Она стояла и кусала губы.

— Пятьсот монет вперёд. Остальное — так и быть, на слово тебе поверю… княгиня Ланская.

— Хорошо, — вдруг кивнула она. — Пятьсот — так пятьсот. Вперёд так вперёд.

— И чтоб без обмана! — строго сказал я.

— Ты что! Какие среди нас обманы! Свои люди — сочтёмся!..

Я отвернулся, чтобы скрыть усмешку.

«Какие обманы», «свои люди»… видать, совсем меня за дурачка считает. Ладно, я все её хитрости насквозь вижу.

Однако мне не давала покоя одна-единственная мысль — если «Детский хор» и Ванда Ланская наняли взломщика по имени Ловкач, чтобы просто спереть сколько-то там старых запретных книжек, то откуда в сундучке питерского вора-медвежатника взялась самая настоящая Завязь самого настоящего Узла?..

Вот это было куда важнее.

…Тем же утром, только в мёртвом квартале подле скованного рунами Узла, молодой Аркадий Голицын повернулся к князьям Ростовскому и Одоевскому.

— Вот, господа, — всё шутовство из его голоса как водой смыло. — Извольте видеть.

В руках у него лежала закопченная и покореженная медная трубка, расширяющаяся на конце. Он протянул находку вперёд, и в том, как он держал её, было нечто демонстративное: мол, не ваши седые головы, не ваша сила рода, а его зоркий глаз первым нашёл улики.

— Что это за хлам такой? — недовольно поморщился князь Роман Семенович.

— Не хлам, любезный родственник, — буркнул Ростовский. — Не слыхал про конструкты Меньшикова? Второй человек в Охранном отделении, Сергий Леонтьевич?

— Слыхать-то слыхал, да только… — Одоевский прервался, пряча смущение, и почесал пегую бровь, — всегда считал, что враки это!..

— Не враки, господа, — Аркадий Голицын сделался очень серьёзен. — Охранка давно работает в направлении астраломеханики. Гомункулусы, конструкты…

— Тьфу, бесовство! — оба князя дружно перекрестились. Одоевский исподтишка показал старшему дворецкому кулак — мол, чего не ты первым сыскал⁈

— Бесовство иль нет, а молитва от них не спасает, — твёрдо сказал Аркадий, положив трубку и отирая руки большим плотным платком. — Допросите ваших стражников, княже Юрий Димитриевич. Удивительно, что они сами ещё не пали пред вами на колени, во всём признаваясь.

…Недолгие разыскания всё подтвердили. Дрожащие слуги рассказывали, как среди ночи приехали чёрные экипажи без гербов, как вышли из них люди Охранного отделения, как велели всем молчать и как удалились потом, оставив за себя четверых. Таких четверых, от одного вида которых в дрожь бросало. По виду, вроде, монахи — в рясах, а за спинами какие-то штуковины хитрые, с трубками, алый свет источающими. Стражникам люди из Охранного велели нести службу, но подальше от Узла — его они называли «местом». А потом, как началась замятня, эти четверо вперёд пошли, а потом там что-то взорвалось, да так, что они, честные стражники, с ног попадали, чуть живы остались. А ещё потом опять чёрные кареты приехали, до того, как ваши светлости пожаловали, что-то в них грузили тяжёлое, и, ни слова не сказав, убыли восвояси.

— Батогов бы вам, бездельникам! — не удержался Ростовский.

— Не браните их, княже Юрий Димитриевич, — тут же вступился за холопов Аркадий. — Неудивительно им было растеряться. Да и с Охранным отделением — то всякий знает — шутки плохи. Не это важно теперь.

— А что же? — хором спросили старые князья.

Аркадий помолчал, обвёл их взглядом.

— Сюда явился некто очень сильный. Донельзя сильный. Хотел забрать Узел, не удалось. Конструкты Меньшикова его или спугнули, или даже остановили. Он их прикончил, но и своего не добился. Теперь наверняка явится снова, и, как писали наши летописцы, «в силах тяжких». И мы не должны его упустить.

— Мы? — опять же дружно удивились оба князя.