— Что такое, Влад? — изумлённо спрашивает она. — Ты же этого хотел.

— Нет! Ты пожираешь меня!

— А не для этого ли ты полез в ту капсулу? — Она плотоядно улыбается. — Ты ведь хотел, чтобы я зависела от тебя. Ну вот, ты получил желаемое. Напитай меня силой, и весь мир будет у наших ног!

— Нет, — гремит незнакомый голос. — Всё кончено.

Свет тускнеет. Нас накрывает тень.

— Пора платить за всё, что вы сотворили!

Любовница застывает, смотрит мне за спину с ужасом.

Я поворачиваюсь.

На фоне ослепительного солнца парит человек. Мощное тело в синем костюме, за спиной — алый плащ реет на ветру. Его глаза — белые, как у остальных мертвецов, но, когда наши взгляды встречаются, в них вспыхивают алые искры. Яркие. Неумолимые.

— Виновен, — гулко произносит он, и лазеры вспыхивают двумя узкими линиями. Стреляют в меня.

— Нет!

Я прикрываю лицо локтем. Тьма становится алой. А вместе с ней накатывает волна нестерпимого жара. Рёв пламени. Смрад сожжённых волос, кожи, костей.

И в один момент тело взрывается болью. Той самой, которую мой мозг смог забыть, чтобы не сойти с ума. Агония заполняет собой все мысли, весь мир… Мир?

Но… вокруг нет ничего. Нет ни неба, ни земли, ни моего тела. Только огненный мрак и несмолкаемый крик. Словно саму мою душу бросили в ад…

— Виновен, — неясно слышится в гудении пожара.

Осмысленная речь посреди ничего помогает остаткам сознания взбунтоваться против приговора.

— Довольно!

Во мне просыпается злость.

— Не моя вина, что этот мир не справился с одной второсортной злодейкой!

Но это ты стал причиной… Ни один мир не имеет иммунитета…

…против вирусов, понимаю я. Чудовищная догадка на миг даже затмила боль.

…Ты — чума… Безобидный кролик становится погибелью для всего чужого континента… Ты тоже — инвазивный вид, уничтожающий всё на своём пути.

Злость почти угасла, её затмило горькое осознание. Но всё же… есть ещё один аргумент в мою защиту. И его нужно озвучить, ведь от этой последней фразы зависит результат моей апелляции.

— Я никогда не хотел покидать собственный мир!

* * *

Я содрогаюсь и ощущаю под коленями не снег или пепел, а шероховатый асфальт. Воздух, секунду назад выжигавший лёгкие, теперь пахнет тополиным пухом и речной сыростью. Открываю глаза — и зажмуриваюсь. Солнечные блики на Невке режут зрение, будто я годами не видел настоящего дневного света.

Руки инстинктивно хватаются за грудь — и нащупывают не обгоревшую кожу, а хлопковую ткань поло. Дрожащие пальцы проводят по джинсам.

Да, это… реальность. Осязаемая, грубая, прекрасная!

— Я… вернулся домой?

Ответа нет, но взгляд на до боли знакомую панораму уверяет, что я прав.

Поднимаюсь и пошатываюь, будто заново учусь ходить. Делаю шаг. Кроссовки мягко пружинят под ступнями. В ушах звенит, но это не адский гул, а тихий звон, словно после концерта.

Предо мной такой знакомый Елагин: изогнутые фонари, гранитные парапеты. На горизонте, за парком, Лахта-центр пронзает небо стеклянной иглой. Но что-то не так.

Подхожу к краю набережной, провожу ладонью по парапету — шероховатость бетона, крупинки песка. Вдыхаю полной грудью — запах воды перебивает что-то химическое. Как будто город вымыли хлоркой перед моим возвращением.

Нет, что-то точно не так! Слишком всё детально для сна и слишком искусственно для реальности.

Оборачиваюсь. Пустая набережная. Ни бегунов, ни рыбаков, даже голубей нет. Только ветер шевелит листья платанов. Трамвайный звонок доносится с материка — знакомый звук, но трамваи здесь не ходят. Или ходят? Голова пульсирует, отказываясь собрать пазл.

Смотрю на часы — стрелки показывают восемь утра, но тень от фонарного столба слишком короткая. Поднимаю голову — солнце почти в зените. Полдень. Временной сдвиг? Или часы остановились?

Иду вдоль воды, пытаясь унять дрожь в ногах. В Малой Невке нет ни ряби, ни уток. Зеркальная гладь отражает облака, застывшие, как на картине. В отчаянии я хлопаю по перилам — звук глухой, будто мир накрыли стеклянным колпаком.

— Эй! — кричу я, но эхо возвращается искажённым, будто голос прошёл через воду. Под ногами что-то шуршит — обрывок газеты. Поднимаю, вчитываюсь в крупный заголовок.

“Живое оружие! США возложили ответственность за взрыв на… — часть текста оторвана. — Стрелки Часов Судного Дня переведены на полдень”.

Но на странице сохранилась часть фото, на нём смутно знакомое лицо… Чёртов Джейсон Раш! Тот, чью силу я отобрал, чтобы стать Огненным Штормом!

Но почему? Он же мёртв… Превратился в горку пепла! Что он забыл в моём родном мире?!

В конце рваной вырезки я различаю два слова: “Грядёт возмездие!”

Вой сирены пронзает слух, впивается в голову. Я роняю кусок газеты, смотрю на небо. Из рупора откуда-то со стороны зданий слышится бесстрастный голос:

— Внимание всем! Говорит штаб гражданской обороны! Граждане! Возникла угроза ядерного удара. Немедленно проследуйте в… — шипение заглушает часть слов. — Если укрыться невозможно — лягте на землю в углублении… — треск. — После взрыва не смотрите на вспышку, оставайтесь в укрытии…

Сообщение обрывается чередой помех. Но сирена всё ещё воет. Всё громче и громче.

В панике я оборачиваюсь. Хочу бежать, но ноги наливаются тяжестью так, словно к ним прицепили кандалы. Делаю шаг.

Вспышка приходит с запада. Воздух дрожит, будто ожившая волна. Я оборачиваюсь — Лахта-центр, ещё секунду назад сверкавший стеклом, превращается в чёрный силуэт на фоне нового светила. Оно расползается. Огонь возносится к небесам. Неспешно, но так близко. Слишком близко!

— Нет!

Слепящий свет начинает выжигать сетчатку. Я закрываюсь локтем, падаю на колени. Тело начинает пылать, но не от огня, а от лучей, пронзающих кожу миллионами микроскопических игл.

Я должен был ослепнуть, но почему-то продолжаю видеть. Удар поднимает реку в виде цунами. Малая Невка выплёскивает на берег мёртвую рыбу с обугленными жабрами и белыми глазами. Гранитные плиты Елагина вздыбливаются, как картон.

Я ползу, цепляясь обгорелыми пальцами за трескающийся асфальт, но спасения нет.

Воздух заполняет рёв — не взрыва, а самой земли. Солнце меркнет, затянутое пеплом. Тополиный пух смешивается с радиоактивной золой, оседает на обугленных джинсах. Покрытая волдырями рука инстинктивно тянется к карману, но телефон расплавился, оставив