самый смешной анекдот на свете. Они лепили что-то из теста, но больше походили на участниц мучной войны. Белая пыль покрывала всё вокруг — лица, волосы, пол, который я с утра до зеркального блеска доводил.
— О, наш герой вернулся! — Дарья просияла, будто увидела солнце после долгой зимы. На левой щеке у неё красовался белый мазок муки размером с монетку. — Ну что, покорил кузницу своим неотразимым обаянием?
— Почти покорил, — усмехнулся я, стряхивая чёрную угольную пыль с куртки. — Осталось совсем чуть-чуть.
— Ничего-ничего, — Настя подмигнула мне и ловко защипнула края очередного пирожка. — Зато ты уже покорил сердце одной дочери мясника. И это гораздо важнее!
Дарья вспыхнула ярче маков цвета. Схватила щепотку муки и с боевым кличем настоящей амазонки запустила в мою коварную сестру.
— Настя! Я тебе сейчас покажу, что значит болтать лишнее!
— А что показывать? — Настя увернулась с ловкостью циркачки и рассмеялась ещё громче. — Правда же колется! По твоим глазам видно!
— Да ладно вам, девчонки, — попытался я вклиниться в их перепалку, но поздно — они уже вошли в боевой азарт.
— Игорь, скажи ей что-нибудь! — Дарья схватила уже целую горсть муки, готовясь к решительной атаке. — Пусть не выдумывает всякую чепуху!
— Что сказать? Что ты красивая? — я пожал плечами. — Так это и без слов видно.
Дарья замерла с мукой в руках, словно время остановилось. А потом улыбнулась так, что у меня в груди что-то тепло ёкнуло.
— Ой, какой галантный кавалер! — захихикала Настя, хлопая в ладоши. — А теперь расскажи нам, что в кузнице-то случилось? По твоему кислому лицу видно — дела швах.
— Потом расскажу, — буркнул я и решительно прошёл на кухню. — Сначала плиту починю.
Неудача с клинком жгла самолюбие хуже раскалённого железа. Я отодвинул противни с недоделанными пирожками и принялся греметь инструментами. Старая плита давно требовала капитального ремонта — жар распределялся неравномерно, одна сторона блюда подгорала до угольков, другая оставалась почти сырой.
— Игорь, может, мы поможем? — на кухню заглянули девушки, всё ещё посмеиваясь над своими шутками.
— Лучшая помощь — не путаться под ногами, — пробурчал я, возясь с упрямым куском жести.
— Ну ты и грубиян несносный! — обиделась Дарья, надув губки. — Мы же из лучших побуждений!
— Да он всегда такой, когда что-то не получается, — вздохнула Настя со знанием дела. — Весь в себя уходит, как медведь в берлогу.
— И долго он так дуется? — спросила Дарья шёпотом, но я всё равно прекрасно слышал каждое слово.
— Пока не приготовит что-нибудь гениальное, — ответила Настя тоже шёпотом. — Тогда снова становится нормальным человеком.
— А мы что, по-твоему, не люди? — возмутилась Дарья, скрестив руки на груди.
— Для него сейчас — точно не очень, — хихикнула Настя, покачав головой.
Девушки обиженно фыркнули, подхватили свои злополучные пирожки и гордо удалились в зал, громко топая каблуками.
— Ну ты и дипломат отменный, — раздался с полки знакомый ехидный писк.
На мешке с мукой, словно на царском троне, восседал Рат. Усики у него довольно подёргивались от удовольствия.
— Что тебе надо, мудрец? — буркнул я, когда железная жестянка с оглушительным грохотом сорвалась и больно шлёпнулась мне на ногу.
— Учусь у лучших мастеров искусству общения с прекрасным полом, — ехидно пропищал крыс, поправляя усики. — Особенно впечатлило твоё «не путайтесь под ногами». Прямо Казанова какой-то!
— Да иди ты к чёрту, — отмахнулся я от назойливого советчика. — И железяку эту прихвати!
— А что, в кузнице совсем уж плохо дела пошли? — поинтересовался Рат, усаживаясь поудобнее.
— Ты и сам видел. Руки, выходит, растут совсем не из того места.
— Зато из правильного места растёт голова, — философски заметил крыс, почёсывая за ушком. — И язык, кстати говоря, тоже. Ты видел, как на Дарью смотришь?
— Никак особенно не смотрю, — соврал я, даже не поднимая глаз от плиты.
— Ага, конечно. А она на тебя как смотрит — тоже никак особенно?
— Рат, отстань со своими наблюдениями. У меня тут серьёзные технические проблемы.
— Да какие там технические! — фыркнул крыс. — Проблемы у тебя не технические, а чисто личностные. Но ничего, со временем научишься быть человеком. Главное — девчонок больше не обижай направо и налево. А то останешься в гордом одиночестве с одной этой древней плитой.
— Мудрый очень, — проворчал я. — Может, сам пойдёшь им комплименты говорить?
— Я бы с удовольствием, — хмыкнул Рат. — Но, к сожалению, большинство дам почему-то пугается моей неотразимой внешности. Так что это твоя работа, герой-любовник.
* * *
На следующий день я снова пришёл в кузницу. Но теперь всё было по-другому. Я не рвался к наковальне, как вчера. Просто прислонился к стене и стал наблюдать за работой Фёдора.
И это было потрясающе. Каждый удар молота звучал как нота в какой-то древней песне. Металл пел под ударами, меняя цвет от ослепительно белого до глубокого вишнёвого. Искры разлетались золотыми брызгами, а заготовка медленно превращалась в нечто совершенно новое.
— Понимаешь теперь? — спросил Фёдор, не отрываясь от работы.
— Начинаю, — честно ответил я.
Вдруг меня осенило. Это же та самая кулинария! Только вместо мяса и овощей — раскалённый металл. Тот же контроль температуры, то же чувство времени. Понимание материала, работа с его характером, а не против него.
— Фёдор, — сказал я тихо, — дайте мне попробовать ещё раз.
Кузнец остановился и внимательно посмотрел на меня. В его глазах что-то изменилось.
— Ты уверен, парень?
— Да. Теперь я понимаю.
Он молча кивнул и отошёл от наковальни. Я взял молот, почувствовал его вес, его баланс.
Первый удар прозвучал чисто и точно. Металл послушно поддался, словно ждал именно такого обращения. Я не боролся с ним, как вчера. Мы танцевали вместе — я, молот и раскалённая сталь.
— Вот оно, — пробормотал Фёдор за моей спиной. — Чувствуешь металл?
— Да, — выдохнул я между ударами. — Он живой.
— Точно. И у каждого куска свой характер. Этот упрямый, но честный. Не обманет.
Удар за ударом заготовка вытягивалась, истончалась, обретая форму. Я работал плавно, без спешки, прислушиваясь к металлу. Когда цвет стал нужным, я опустил будущий