нож в масло. Шипение было коротким и злым — именно таким, каким должно быть.
Через полчаса на наковальне лежал простой кухонный нож. Без украшений, без изысков. Но он был идеален. А когда я его наточил, то острая грань блеснула, подобно утреннему солнцу.
Фёдор взял нож и внимательно осмотрел. Провёл лезвием по ногтю — тот поддался без усилий. Подбросил на ладони, проверяя баланс.
— Хороший нож, — сказал он задумчиво. — Рабочий.
Затем подошёл к верстаку, взял деревянный брусок и одним движением срезал тончайшую стружку. Она завилась в колечко и упала на пол.
— Острый, — добавил кузнец с одобрением. — И правильно закалённый.
Я смотрел на свою работу и не мог поверить. Ещё вчера я не мог сделать ничего путного, а сегодня…
— Фёдор, — начал я, но он поднял руку.
— Слушай меня внимательно, повар, — сказал он серьёзно. — Из тебя может толк выйти. Но это только начало. Настоящее мастерство приходит годами.
— Я понимаю.
— Хорошо. А теперь вот что, — Фёдор протянул мне свою огромную руку. — Если Кабан или кто другой из местных воротил сунется к тебе с угрозами, скажи, что Фёдор-кузнец твой друг. Посмотрим, что они на это ответят.
Я крепко пожал его руку. Она была жёсткой, покрытой мозолями и шрамами от ожогов. Рука мастера.
— Спасибо. Это много значит.
— Да не за что. Просто не забывай — настоящие мастера должны держаться вместе. А то всякие проходимцы задавят.
Я кивнул, пряча нож в рюкзак. В этот момент я понял, что обрёл не просто знакомого, а настоящего союзника. Кузнец в этом мире значил очень много. Его слово весило больше, чем деньги многих купцов.
— Завтра приходи, если хочешь, — добавил Фёдор, возвращаясь к своей работе. — Поучимся ещё.
— Обязательно приду, — пообещал я.
Глава 12
Степан не врал по поводу знакомств. Когда вечерние сумерки накрыли Зареченск, он затащил меня к себе в лавку. Не в торговый зал, где он обычно принимал покупателей, а в заднюю комнату — его личное убежище. Пол был усыпан свежими опилками, которые источали терпкий древесный аромат. Сквозь щели в двери, ведущей в коптильню, просачивался дух копчёного мяса — такой густой, что, казалось, его можно было резать ножом.
За массивным дубовым столом, сколоченным явно без претензий на изящество, уже расположилась компания. Могучий Фёдор-кузнец сидел, опершись локтями на стол — его руки были такими огромными, что казались продолжением его молотов. Рядом примостился пожилой мельник, лицо которого изрезала сетка морщин, словно потрескавшуюся землю после засухи. В углу молчаливо расположился рыбак — от него до сих пор веяло речной тиной и утренним туманом.
На столе без всяких скатертей красовался запотевший жбан с домашним квасом, миска с солёными сухарями и потрёпанная колода карт. По виду карт можно было понять, что они пережили не одну сотню азартных баталий.
— Ну что, повар, присаживайся, — прогудел Степан, ловко тасуя колоду. Карты в его мясистых ладонях порхали, как листья на ветру. — Посмотрим, умеешь ли ты в «подкидного» играть так же мастерски, как у плиты колдуешь.
Я решил не выпендриваться. Никаких попыток блеснуть умом или показать себя крутым знатоком карт. Играл осторожно, больше наблюдал и слушал. Подливал мужикам квас, когда кружки пустели, подсыпал сухари в миску. Вёл себя не как гость, которого пригласили из вежливости, а как свой парень, который просто зашёл на огонёк после трудового дня.
— Слыхал, Семёныч, щука на перекате клевать начала? — спросил я у рыбака, аккуратно подбросив ему шестёрку.
— Клюёт, куда денется, — неохотно откликнулся тот, отбиваясь семёркой. — Только вся мелкая попадается, с ладошку размером. Крупная рыба в ямах затаилась, холодов ждёт.
— А что с ценами на зерно творится? — повернулся я к мельнику. — Поговаривают, опять поднимут?
— Ещё как поднимут, — тяжело вздохнул старик, собирая карты. — Дожди всё лето проливные шли, половина урожая на корню сгнила. Теперь купцы цену задирают, чертовы спекулянты.
Я внимательно слушал каждое слово, кивал, мотал на ус. Впитывал информацию, как пересохшая земля впитывает дождь. Кто с кем дружит в городе, кто на кого точит зубы, чем живёт Зареченск, чего боится и на что надеется. Постепенно понимал, что эти незамысловатые разговоры о рыбалке, ценах на зерно и новом уряднике, который, по слухам, берёт взятки борзыми щенками вместо денег, — это и есть настоящая жизнь. Без прикрас и фальши.
В моей прошлой жизни, в сверкающем мире московских ресторанов, всё было совершенно по-другому. Там царили интриги, подковёрная борьба за должности, фальшивые улыбки и союзы, которые рассыпались быстрее снежного сорбета на горячей сковороде.
А здесь всё было искренне и просто. Если ты друг — помогут, не раздумывая. Если враг — разобьют морду без лишних церемоний. Чтобы стать в этом месте своим, недостаточно было просто удивлять кулинарными чудесами. Нужно было понимать эту неспешную, но честную жизнь, уважать её неписаные законы и быть готовым подставить плечо товарищу, когда понадобится.
Да, в прошлой жизни я многого добился, но продирался сквозь те же терни к звёздам. Мишленовским (не стоит о них забывать). И здесь я планировало сделать то же самое. Не сидеть на месте сложа ручки, а идти вперёд, пробивая стены головой. Своей или чужой, там уж как получится.
Но для этого мне необходимы были знакомые, которые будут поддерживать врага за ноги, пока я его башкой стучу в новую дверь возможностей. И да, я начинаю с нуля, но это даже интересно.
Мужики обсуждали планы на завтра, жаловались на жён, которые требуют новые платья к престольному празднику, делились байками из своей работы. Фёдор рассказывал, как вчера подковывал норовистого жеребца, который чуть копытом по голове не заехал. Мельник жаловался на крыс, которые повадились таскать зерно из амбара. Рыбак молчал, изредка вставляя короткие реплики.
Я слушал и понимал — вот она, настоящая мужская дружба. Без пафоса и красивых слов. Когда можно просто сидеть, играть в карты, пить квас и знать, что рядом люди, на которых можно положиться.
— Эй, повар, задумался? — окликнул меня голос Фёдора. — Твой ход давно был.
Я взглянул на свои карты, улыбнулся и уверенно выложил на стол козырного туза. Мужики одобрительно загудели и застучали кружками по столу. Похоже, я всё делал правильно. Медленно, но верно становился в Зареченске своим человеком.
* *