— Видишь? — сказал он почти удовлетворённо. — Сработало. Ткань схватилась, нить держала, состав — тоже. Ещё два-три таких удара подряд — и придётся менять и рубашку, и тебя, но один-единственный… выдержит.

— А болт? — всё-таки спросил эльф.

— Болт я здесь проверять не буду, — резко отрезал кузнец. — У меня кузница, а не тир для самоубийц. Но по расчётам проткнуть насквозь будет сложнее. Остановить — не обещаю. Замедлить и ослабить — да. Иногда этого достаточно, чтобы ты добрался до укрытия, а не до алтаря.

Таэлис кивнул, медленно привыкая к тяжести нового ощущения на теле. Рубашка грела иначе, чем обычная одежда. Не согревала, а будто держала его в сетке, не давая распасться.

— В ней можно сидеть за столом, — сказал он, перекидывая плащ поверх. — Не выглядит странно?

Кузнец окинул его взглядом.

— Выглядишь как писарь, который перестал доверять людям, — усмехнулся норд. — В Маркрафте это называется «вошёл в возраст». Если никто не будет щупать тебя руками, ничего не заподозрят.

— Меня и так достаточно щупают взглядами, — мрачно заметил эльф.

— Про этих святош слышал, — с отвращением сказал мастер, углядываясь в угли. — Ходят, смотрят, считают, кому жить можно, а кого Стендар разлюбил. Если у тебя теперь есть рубаха, которая добавит пару лишних вдохов, когда они решат, что ты лишний… я своё дело сделал.

Он замолчал, вертя в пальцах молоток.

— Слушай, писарь, — неожиданно добавил норд, не поднимая глаз, — ты когда в следующий раз начнёшь лезть туда, где камень начинает думать, не забудь, что тело у тебя одно. Молиться ты, я вижу, не любишь. Хоть железо уважай.

— Я уважаю, — тихо ответил Илвасион, поправляя плащ так, чтобы рубашка не выделялась. — Не сомневайся.

Он достал мешочек с монетами, положил на край стола. Кузнец приподнял бровь.

— Мы же договаривались: как за поддоспешник и услуга, — напомнил он.

— Это и есть оплата за поддоспешник, — сказал эльф. — А услугу ты уже сделал. Просто ещё не знаешь какую.

Норд усмехнулся, но спорить не стал.

— Ладно, — коротко бросил он. — Уходи, пока я не решил проверить, как эта тряпка держит удар молота. Для чистоты эксперимента.

Таэлис только качнул головой и пошёл к выходу.

На границе жара и каменного холода он остановился на секунду, прислушиваясь к ощущениям. Рубашка сидела на нём как вторая кожа. Тяжеловато. С непривычки. Но ощущение уязвимости стало тише. Не исчезло — и не могло исчезнуть — но отступило на шаг.

Снаружи его снова встретил серый, сдавленный Маркрафт. Где-то наверху по лестнице поднимались те самые светлые плащи. Он заметил их краем глаза, поправил плащ, выпрямил спину и двинулся вперёд, как человек, на котором сегодня чуть больше стали, чем вчера.

Город по-прежнему хотел его смерти.

Но теперь между ним и этим желанием была тонкая, упрямая, арамитная рубашка.

Иногда вся разница в выживании — именно в таких мелочах.

Проулок был из тех, куда заходят либо по большой ошибке, либо по очень конкретному делу. Узкий, втиснутый между подпорной стеной и глухими задними стенами лавок. Камни под ногами скользили от вечной сырости, где-то в глубине журчала вода, не решаясь называться рекой. Илвасион шёл не спеша, держа папку под мышкой, жезл под плащом, а мысли — нарочно рассеянными. Слишком много глаз наверху, слишком много слухов вокруг. Иногда безопаснее выглядеть уставшим, чем настороженным.

Он услышал их раньше, чем увидел. Никакого шороха, никакого театрального звона металла. Просто знакомое до зубной боли ощущение, когда пространство сзади становится плотнее, шаги на долю секунды сбиваются с ритма, а воздух начинает делить людей на «прохожих» и «свидетелей». Здесь свидетелей не было.

— Илвасион Таэлис, — голос прозвучал ровно, без злобы, как начало молитвы. — Остановись.

Эльф не ускорился и не дёрнулся. Он сделал ещё два шага до того места, где проулок чуть расширялся, давая хотя бы намёк на свободу движения, только потом медленно обернулся.

Их было трое. Двое впереди, один перекрывал выход сзади, у поворота. Светлые плащи, медальоны Стендара, лица без лишних эмоций. Только цель. Тот самый светловолосый жрец, которого Илвасион уже приметил раньше, — теперь без маски вежливости. Рядом с ним — более молодой, с резкими чертами. Третий держался в тени, но руку на рукояти меча не прятал.

— Если это попытка обратить меня в веру, — тихо сказал писарь, — вы выбрали очень плохое место для проповеди.

— Ты помечен, — ответил светловолосый, будто не услышал. — Мы видим знак на твоём сердце. Ты убил стража Стендара. Ты несёшь бремя, которого не можешь понять, и продолжаешь ходить по городу, будто ничего не изменилось.

— Ваш бог не был в той комнате, — отрезал Илвасион. — И не он платил за выход.

— Ты мог умереть вместе с ним, — спокойно заметил молодой. — Ты выбрал жить. Значит, ты выбрал против нас. Ты знаешь, как это называется.

В его голосе не было истерики, только жёсткая, отточенная ненависть человека, у которого внутри осталась одна идея и ни капли сомнения.

Илвасион почувствовал, как внутри поднимается знакомый холод. Пальцы под плащом легли на жезл. Арамитная рубашка чуть натянулась на плечах, будто напоминая: к этому моменту он готовился, хочет он того или нет.

— Вы пришли арестовать меня? — уточнил эльф. — Или сразу судить и казнить?

— Кровь за кровь, — ответил светловолосый. — Это не суд, это равновесие. Стендар видит всё.

Молодой жрец шагнул вперёд. Движение было резким и выверенным. Лезвие сверкнуло из-под плаща, целясь ровно в грудь, туда, где, по их мнению, сидит метка. Илвасион дёрнул жезл вверх инстинктивно. Удар пришёлся прямо в рубашку. Ткань схватилась, нити приняли на себя сталь, арамитная сетка разнесла силу. Боль оказалась тупой, хлёсткой, как удар молотком, но не смертельной. Высокорожденного качнуло, но он устоял.

Этой доли секунды хватило, чтобы жезл оказался в руках.

Он ударил не заклинанием, а импульсом: короткий, плотный выброс силы, направленный в упор в атакующего. Магомеханический жезл коротко пискнул, внутри что-то щёлкнуло. Воздух между ними стянуло в тонкую линию, и молодого стража швырнуло назад, в стену. Тот ударился затылком о камень и съехал вниз, пытаясь поймать воздух, но пальцы скребли пустоту.

Они пошли одновременно. Один — с мечом,