Но ритуал нельзя было проводить сразу. Костомар только что был вырван из своего мира. Ему нужно было время, чтобы его астральное тело стабилизировалось в этой реальности. Хотя бы до вечера.

Значит, до вечера я должен был ходить по лезвию ножа, стараясь не получить лишней благодарности. Иначе мне снова придется кого-то призывать или воскрешать, а это чревато… бррр. Даже вспоминать не хочу.

А вечером мы проведём ритуал, который либо решит проблему с переполнением, либо… взорвёт меня изнутри.

Интересный будет эксперимент.

Итак, что мы имеем?

Эксперимент с переполнением Сосуда проведён. Неприятно, но не смертельно. Урок усвоен. Теперь можно было заняться планомерной стабилизацией и укреплением всей системы.

Я не просто выживал. Я начинал отстраивать свою маленькую империю. С двух верных слуг и ритуала, который должен был сделать меня сильнее, чем когда-либо в этом теле.

Всё великое начинается с малого.

Только вот регламенты и пациентов никто не отменял. Я должен был осмотреть пациентку Воронцову. Это сейчас мне Жива не особо нужна, но в будущем точно понадобится. А терять такое прибыльное место работы у меня желания нет.

Буду максимально аккуратен. К тому же Воронцова меня уже поблагодарила.

Я вошёл в палату к ней. Она лежала в кровати, опутанная проводами и трубками, но, в отличие от вчерашнего хаоса, всё работало в штатном, спокойном режиме. Мониторы показывали стабильный ритм сердца, а в мочеприёмнике, который вчера был пуст, уже плескалась почти прозрачная жидкость. Почки работали.

Сама Марина Вячеславовна не спала. Она полулежала, приподнятая на подушках, и, несмотря на бледность и слабость, пыталась вязать. Её руки двигались медленно, неуверенно, но она упрямо продолжала работу над очередным пёстрым детским носочком.

В глазах, хоть и уставших, появился живой, осмысленный блеск. Она боролась за свою жизнь.

— Доктор! — она слабо улыбнулась, заметив меня. — Вы пришли.

— Обещал ведь, — я подошёл к кровати. — Как вы себя чувствуете?

— Слабость… ужасная, — призналась она. — Но боли нет. И страха тоже.

— Это радует.

— Я вам так благодарна! Чувствую себя почти здоровой! Только вот душа не на месте.

— Рад это слышать. А что с душой?

— Ох, не спрашивайте, — её лицо омрачилось, и она отложила вязание. — Ванечка… помните, я вам вчера упоминала о нём? Мой самый шустрый мальчишка из приюта… Он же попал под машину. Лежит в городской детской больнице, а тамошние врачи… они, кажется, не понимают, что делают.

Я внутренне напрягся. «Городская детская больница». Не элитная клиника. Значит, врачи там, скорее всего, перегружены и не имеют доступа к лучшим технологиям. Идеальная почва для врачебных ошибок. Идеальный источник Живы.

Но… сейчас Жива была мне не нужна. Наоборот, опасна. Любой лишний процент мог снова запустить процесс переполнения.

— Мне очень жаль, Марина Вячеславовна, — сказал я максимально нейтрально. — Но я уверен, врачи делают всё возможное. А вам нужно меньше волноваться.

— Нет! — она схватила меня за руку, её пальцы были холодными, но сильными. — Они не делают! Они пичкают его тяжёлыми препаратами, а ему всё хуже! Доктор, Святослав, я вас умоляю! Вы же гений! Вы спасли меня! Может, вы просто… посмотрите его анализы? Дадите совет? Я заплачу любые деньги!

Она смотрела на меня с такой отчаянной, материнской надеждой, что отказать было почти невозможно.

Чёрт. Кажется, не получится. Вот и обратная сторона репутации «чудо-доктора». Теперь от меня ждут чудес по расписанию. Отказать — значит потерять доверие и, возможно, её как ценного союзника. Согласиться… Хотя, впрочем, чем я рискую? Лечить я буду не её, а мальчика.

— Что конкретно с ним? — спросил я, выбирая меньшее из двух зол.

— Перелом бедра, сотрясение мозга. Это всё понятно. Но главное — после аварии у него начались какие-то странные судороги. А врачи лечат его от эпилепсии, пичкают тяжёлыми препаратами, а ему не помогает, только хуже становится! У него ведь и раньше были приступы, диагноз давно стоит, но никогда такого ужаса не было!

Я нахмурился.

Раньше были приступы… Значит, диагноз «эпилепсия» уже есть в карте. Врачи просто идут по проторенной дорожке. Но триггер… триггер всё меняет.

— Опишите эти судороги подробнее. Они такие же, как были раньше, до аварии? И когда они начинаются?

— Нет, совсем другие! Раньше он просто «замирал», а сейчас его выгибает дугой! И начинаются они… да при любом резком звуке! Хлопнет дверь в коридоре — и у него начинается приступ. Но это же не похоже на его обычную эпилепсию, правда?

Я нахмурился. Картина была слишком ясной. Слишком классической.

— Марина Вячеславовна, скажите, мальчику делали все положенные прививки в детстве? АКДС?

— Прививки? — она растерялась. — Я… я не знаю. Я ведь не его мать. Знаю только, что он из очень неблагополучной семьи, мы забрали его с улицы. Даже его родителей толком не знаю.

— Значит, скорее всего, никто не озаботился этим вопросом, — я сделал вывод. — Марина Вячеславовна, то, что происходит с ним сейчас — это не эпилепсия. Это столбняк.

— Столбняк? Но откуда⁈ — она побледнела.

— Его сбила машина. У него были рваные раны, ссадины? В них попала земля, грязь?

— Да, конечно… У него все ноги были в глубоких царапинах…

— Вот вам и ответ. Бактерия попала в рану и начала вырабатывать токсин, который и поражает его нервную систему. Эти судороги от любого звука — это классический, хрестоматийный признак, который описывают в любом учебнике. Травма и его старый диагноз «эпилепсия» создали дымовую завесу, за которой местные врачи не видят настоящую, смертельную угрозу. Они лечат противосудорожными следствие, а причина — токсин — продолжает отравлять его организм. Они его убьют.

— И что же делать⁈

— Ему нужно немедленно ввести противостолбнячный иммуноглобулин, чтобы связать токсин в крови. Начать курс антибиотиков, чтобы убить саму бактерию. И то, что я сказал ранее — мощные седативные препараты и миорелаксанты, чтобы снять эти мучительные судороги, которые могут сломать ему кости или остановить дыхание. И главное — полный покой. Тёмная, тихая палата. Любой звук для него сейчас — это пытка, которая может стать последней.

Она, не говоря ни слова, схватила свой мобильный телефон.

— Я сейчас же позвоню главврачу той больницы! Они меня послушают — я же им в прошлом году полкрыла на свои деньги отремонтировала!

Она начала быстро, не выбирая выражений, требовательно и властно