— Так, стоп, — я резко поднял руку, прерывая её. — Марина Вячеславовна, подождите.

Она удивлённо посмотрела на меня, прикрыв трубку ладонью.

— Давайте договоримся, — сказал я тихо, но твёрдо. — Благодарить меня будете потом. Когда мальчик действительно поправится. А сейчас — никакой благодарности. Просто передайте им мои рекомендации.

Она смотрела на меня с абсолютным недоумением.

— Но… я же ещё ничего не сказала… я просто… Откуда вы знаете, что я собиралась вас поблагодарить?

Я усмехнулся.

— Интуиция, — ответил я. — Просто делайте, что я сказал.

Она кивнула, всё ещё глядя на меня с удивлением, и вернулась к разговору. А я мысленно подвёл итог. Поток Живы, который только-только начал формироваться где-то далеко, иссяк. Но я успел его почувствовать.

Вот когда НЕ НАДО, оно работает!

Я даже не видел этого мальчика, не прикасался к нему. Но технически — я уже начал его спасать. И проклятие это засчитало! Дистанционное спасение через посредника.

Но, что ещё важнее, я могу его контролировать. Прерывать, если нужно. Новая, невероятно полезная возможность. Моё влияние на это проклятие растёт.

— Договорилась! — Воронцова сияла, закончив разговор. — Они немедленно сменят схему лечения! Спа…

— Не благодарить, — остановил я её взмахом руки.

Воронцова заулыбалась и кивнула.

— Какой же вы скромный, — сказала она.

В этот момент пискнул планшет у меня в кармане. Пришли результаты анализов пациентки Воронцовой.

Я открыл файл. Анализ суточной мочи на 5-гидроксииндолуксусную кислоту. Я посмотрел на цифры. Превышение нормы в пятьдесят раз.

Я повернулся к Марине Вячеславовне.

— Пришли первые результаты, — сказал я спокойно, сворачивая файл и убирая планшет в карман. — Картина проясняется. Но мне нужно время, чтобы их проанализировать и сопоставить с другими данными. Я зайду к вам позже и всё подробно объясню.

— Это что-то плохое, доктор? — с тревогой спросила она.

— Это что-то, с чем мы справимся, — ответил я, глядя ей прямо в глаза. — Отдыхайте.

Я вышел из палаты.

Превышение в пятьдесят раз. Неопровержимое доказательство. И когда я покажу этот результат Сомову, даже он не сможет отрицать очевидное.

Его кабинет встретил меня привычным запахом крепкого чая и дорогих сигар. Пётр Александрович, в отличие от меня, позволял себе маленькие слабости. Он сидел, изучая какие-то бумаги, и выглядел вполне довольным жизнью.

— А, Пирогов! Заходите. Как там наша графиня Воронцова? — с порога спросил он.

Я молча положил ему на стол распечатку анализов.

— Анализы подтвердили карциноидный синдром. Превышение метаболитов серотонина в пятьдесят раз. Теперь нужна компьютерная томография с контрастом, чтобы найти саму опухоль.

Сомов откинулся в кресле, присвистнув.

— Хм. Редчайший диагноз. И вы поставили его по косвенным признакам. Браво, Пирогов. Браво. Ладно, — он кивнул. — Назначайте КТ. Найдём эту дрянь — будем решать, что делать дальше.

Я открыл свой планшет и быстро оформил электронное направление на КТ.

— И ещё, Пётр Александрович. Я утром положил в наше отделение нового пациента. Графа Ливенталя. Предварительный диагноз — тиреотоксикоз с мерцательной аритмией.

Сомов усмехнулся.

— Уже знаю. Мне с утра Матрёна Павловна все уши прожужжала. Прибежала, чуть ли не на ушах стояла от восторга. Сам граф Ливенталь! В нашем отделении! Это же какая репутация!

— Это плохо?

— Наоборот, это превосходно! — он рассмеялся. — Но я, чёрт возьми, не понимаю, как вы это делаете. Ваша способность притягивать к себе всех самых влиятельных и богатых людей этого города начинает меня пугать. Сначала Золотова, потом Воронцова, теперь Ливенталь. У вас какой-то особый талант?

— Просто везение, — пожал я плечами. Это он еще про Бестужева, похоже, не знает. — Оказываюсь в нужное время в нужном месте.

— Везение… Ну-ну, — он посмотрел на меня с хитрым прищуром. — Ладно, работайте, Пирогов. Вы — моя лучшая инвестиция за последние десять лет. Жду результатов КТ.

Я кивнул и вышел в коридор.

Что дальше? Где еще нельзя получить благодарность?

Точно. Мой коматозный пациент. От него-то я точно пока ничего не дождусь. Надо проверить, как он.

Палата встретила меня тишиной и мерным, убаюкивающим писком кардиомонитора. На табличке у изголовья кровати было написано: «Красников Кирилл Андреевич, 24 года».

Парень лежал без изменений.

Бледный, худой, но дыхание было ровным, а показатели на мониторе — стабильными. Я активировал некро-зрение. Потоки Живы в его теле текли ровно, без завихрений и блоков.

Не сильно, но достаточно для поддержания жизни. Терапевтическая гипотермия, которую назначил Сомов, сделала своё дело — отёк мозга спал.

Ещё два-три дня, и он должен прийти в себя сам. В другой ситуации можно было бы ускорить процесс, влив в него немного Живы, чтобы «подтолкнуть» сознание.

Но что меня действительно удивляло — это полное, абсолютное отсутствие посетителей. Парень явно был не из бедных.

Чистая, ухоженная кожа, дорогие часы, которые ему сняли при поступлении и сдали на хранение… Я их заметил, когда реанимировал его.

Но за два дня, что он лежал в коме, к нему не пришёл ни один человек. Ни родители, ни друзья, ни девушка. Никто.

Странно. Обычно в таких случаях родные с ног сбиваются, обзванивают все больницы, поднимают на уши полицию. Хотя… мы — частная, элитная клиника. Возможно, они просто не додумались искать его здесь? Или он приезжий, и его родные в другом городе?

В любом случае это нужно было исправить. И не только из соображений гуманизма. Благодарность шокированных и счастливых родственников тоже отлично конвертируется в Живу.

После стабилизации Сосуда снова надо будет его наполнять.

Я вышел из палаты Красникова и направился к сестринскому посту.

Там, как дракон, охраняющий свою пещеру с сокровищами в виде журналов учёта и графиков дежурств, восседала Глафира Петровна. Она с такой яростью что-то строчила в журнале, что казалось, её перьевая ручка сейчас проткнёт бумагу и стол насквозь.

Периодически она с силой хлопала ладонью по столу, заставляя подпрыгивать стакан с карандашами.

— Безобразие! — бормотала она себе под нос, но так, чтобы все в радиусе десяти метров её слышали. — Молодёжь совсем распустилась! Опоздания, халатность, драки в ординаторских! Куда только Сомов смотрит⁈

— Глафира Петровна, — обратился я, подходя к стойке. — Мне нужны личные вещи пациента Красникова из восьмой палаты. Те, что сдали на хранение.

Она подняла на