Обычный парень, ничем не выдающийся, даже интересно почему именно он. Проверять пульс смысла не было, энергия Нексуса не умеет выбирать — если не обладаешь источником, то она вытряхнет из тебя саму жизнь. Даже трава вокруг пожелтела.

Защититься не удалось никому. Этот вопрос, кстати, надо будет отдельно проработать, попасть под подобное мне тоже не хотелось, так что будет время — займусь с удвоенной силой.

Тем временем, дождь, словно плача по погибшим, начал идти еще сильнее, большими крупными каплями, скатываясь по лицу и охлаждая тело. Я огляделся еще раз, кажется, всех церковников грохнул в округе. Надо сваливать.

Зейн, он же Враг, он же Чудовище, судя по последним словам Вейса — погиб. Значит всё кончено. Те три новичка выживут, а я… А я стану для церкви новым Врагом, и всё из-за того, что они захотели меня уничтожить, разобрав на части мою душу. Уроды. Все уроды и главный отдельный урод.

Где-то вдали что-то грохнуло, от чего я вздрогнул. Похоже, бой всё ещё продолжается, хотя в округе не видно ни души. Решили провести ритуал без лишних свидетелей? Но мне это даже на руку.

И все же — пора убираться. Быстро.

Я попробовал своим умением пути нащупать револьвер. Вдруг моя пушка еще цела и очень удивился, когда умение показало — путь есть! А что это значит?

Пусть Зейн мертв, но хотя бы револьвер заберу, да отдам дань человеку, пусть и решавшему свои задачи, но противостоящему этим тварям, считающим, что им всё можно. Сейчас я окончательно удостоверился в мысли о том, что Церковь Спящих должна умереть!

Хочу я того или нет, вариантов других для меня не существует.

Они найдут меня везде, слишком сильны, но, как показывает практика, дайте мне несколько лет покоя и возможности учиться, и я стану для церкви врагом страшнее бедного Зейна, гораздо страшнее.

Я зловеще улыбнулся, понимая, что ненависть к гоблинам оказалась значительно слабее чем ненависть к некоторым людям и организациям.

К черту мысли, найти револьвер!

Дойти до того места, куда меня вела способность — оказалось не просто. Пришлось пройти через всё поле сражения, которое было очень густо усыпано телами и перепахано артиллерией. Но чутье не подвело.

Я оказался у разгромленного обоза и телег гоблинов. Судя по всему, это были мастерские на колесах. Эхо, тот маленький гоблин, с которым я умудрился немного пообщаться, наверное, тоже тут погиб.

Револьвер нашелся под одной из телег.

Весь в крови, но при этом абсолютно целый.

Да, логично, зачем Зейну игрушка, с которой ничего нельзя сделать. Он спокойно отдал оружие своим мастерам, и тут оно и должно было закончить свой боевой путь, уйдя на переделку или переплавку.

Можно сказать, повезло. Протерев револьвер первой попавшейся тряпкой, я вытер кровь с лица и засунул его за пояс. Патроны. Мне нужны патроны.

Взял первое попавшееся железо, что оказалось частью кузнечного молота и применил способность, в результате чего, наконец то получил себе долгожданные патроны. Есть чем отбиваться. Хорошо.

С другой стороны оружия вокруг валялось немеряно, после того как стороны практически под ноль вырезали друг друга, желающих собрать ценные вещи с поля боя практически не осталось. Во всяком случае я пока никого не видел.

Но то, обычное оружие не давало никакого чувства защищенности, в отличие от моего револьвера, поэтому зарядив барабан, и найдя подходящую сумку, я наполнил ее патронами и полез по телегам, «сердце» для протеза само не найдется.

Почти час ковыряясь в обозе я ничего похожего не нашел. Зато нашел десяток небольших золотых слитков, каждый весом грамм по двести. Их тоже закинул в сумку, будет мне возмещение ущерба, даже интересно сколько оно тут стоит.

А то и вовсе пули отолью из него, буду золотом шмалять и войду в местные легенды. Сундучок, в котором было золото имел замок, но я даже заморачиваться не стал, замок пустил на пули и спокойно его открыл.

— Вот что значит зашоренность сознания, — добавил в слух, удивленно разглядывая свои руки. — Охренеть, конечно, умение. Это же прямо мечта взломщика!

Радовался новым граням своего вроде бы простого умения я недолго, так как потом нашел Эхо.

Молодой гоблин, судя по всему, даже не сопротивлялся, когда его проткнули штыком или узким клинком, так и лежал рядом со своей сумкой и инструментами под колесами большой телеги. Я медленно опустился перед ним на колени.

— Мне жаль. Хоть мы и враги, но мне искренне жаль, что так получилось, — сказал я ему на прощанье.

Неожиданно Эхо вздохнул и открыл глаза.

— Что?

— Живой⁈ Лежи, лежи спокойно! Я сейчас! — я разорвал комбинезон гоблина на животе и осмотрел рану. А не так уж всё и плохо. Клинок не вошел в кишки, пройдя по мясу сбоку, глубоко, но не смертельно. — Дышать можешь?

— Да. Лекарня вот… — Эхо указал взглядом на телегу. — Синий ящик.

Быстро найдя чистые тряпки и что-то похожее по запаху на спирт, я прочистил рану, не смотря на завывающего от боли гоблина и крепко перемотал.

— Воды… — гоблин пытался ловить капли, но этого было слишком мало.

— Потерпи, пока нельзя. Я бы и сам сейчас воды попил, — вздохнул я, оглядываясь в поисках на чем бы утащить раненого.

Оставаться ему тут было нельзя. Люди, не смотря на такие потери, и панику, которую я создал, вернутся. Я был в этом уверен. Да и фералы тоже. Тут ведь грабь не хочу. Никто и против не скажет.

И молодой гоблин, тем более раненый с человеком, у которого гоблинский протез — это прямая дорога к смерти. А смерти, ни своей, ни гоблина, я больше не хотел. Я вообще не хотел больше смертей в этом моменте.

Довольно скоро возле аптекарской телеги мне попалась одноколесная тачка, на которой видимо возили раненых. Она была вся в крови. Но это дело я быстро поправил, накидав брезента и небольшой матрас с подушками. Положив туда, потерявшего сознание гоблина, и схватил телегу, я постарался как можно быстрее покинуть обоз. Так будет лучше всем.

Шел я в сторону от гор, так как там-то точно еще могли попасться солдаты с двух сторон, а вот среди степи, только если крайне не повезет и нарвусь на разведчиков, тогда плохо будет. Но на всякий случай, замотал гоблину лицо и почти всё тело, щедро обмазав заодно и первой попавшейся густой мазью, надеясь только, что она не для смазки колес использовалась, оставив свободным только рот.

— Живот, — простонал Эхо во время