Эйрик ринулся вперёд.

Илвасион поднял меч.

Удар. Ещё удар. Гулкие звуки металла раскатывались по пустому пространству. Страж был сильнее, опытнее, но Илвасион двигался быстрее — тонко, экономно, как человек, который всегда полагался на расчёт, а не на мускулы.

— Прости… — прошептал Эйрик, нанося очередной размах.

Илвасион увидел в его глазах — отчаяние. Боль. И то, что он не остановится.

И тогда выбор стал очевиден.

Эльф ушёл от удара, почти скользнув по полу, и, пока Эйрик разворачивал молот, Илвасион шагнул вперёд. Лезвие меча вошло ровно между пластин нагрудника, под ребро, в сердце.

Эйрик замер.

Глаза его расширились — не от страха, а от печали.

— Быстро… — прошептал он.

Илвасион медленно опустил его на камень. Страж выдохнул, так, будто воздух уходил из треснувшего меха. Молот выпал из рук. Кровь потекла на пол, и в тот же миг пространство вокруг задрожало.

Голос Молога Бала прозвучал вновь:

— Превосходно. Ты выбрал жизнь.

Сфера начала распадаться. Камень растворялся в воздухе, стены проваливались обратно в дом, в реальность.

Илвасион остался стоять один, держа в руках меч, мокрый от крови человека, который пришёл ему на помощь ночью, когда никто больше не поверил бы слову эльфа.

И запах сырого Маркрафта вновь вернулся в комнату.

Но теперь он был другим.

Пустым.

И страшным.

Маркрафт в то утро дышал тяжело и вязко, будто сам город чувствовал, что внутри его каменных стен что-то давно разрослось, проросло, скисло и ждёт, пока кто-нибудь наконец срежет всё это гниющее мясо. Илвасион стоял на перекрёстке, держа в руках список адресов — мятую бумагу со следами грязи и крови, найденную среди архивов культа. Теперь она казалась чем-то вроде приказа. Не талморского, а собственного, внутреннего. После ночи в ловушке Молога Бала, после выбора, который нельзя забыть, внутри у него не осталось ни страха, ни сомнений. Лишь холодная решимость идти до конца.

Он шагнул к первому дому. Дверь открылась слишком легко. Внутри пахло сыростью и мясом, будто здесь кто-то долго сердился на мир и вымещал злобу на тех, кого приносили на этот пол. Трое культистов стояли у грубого жертвенного стола — двое мужчин и женщина. Они смотрели на него с такой спокойной покорностью, будто он был не врагом, а частью их ритуала.

— Она придёт за тобой, эльф, — произнесла женщина, улыбнувшись так, что кожа на её щеках натянулась, как влажная кожа на кадке.

— Возможно, — ответил Илвасион.

Он поднял жезл, повернул механизм на нужный сектор и выпустил сдержанный, плотный импульс силы. Сгусток энергии ударил в первого культиста и сорвал с него кожу, словно горячий ветер сорвал бы старую ткань. Второй бросился к двери, но Илвасион сместился, направил сильный концентрированный разряд под углом и просто разорвал его на части. Женщина не успела поднять нож — жезл вонзил в неё вибрацию, сломавшую кости изнутри. Всё произошло быстро, чётко, без истерики и пафоса. Он вышел из дома сразу же, не оглядываясь. Дождь начал моросить. Он лишь вытер кровь и пепел с жезла о край плаща.

Второй дом встретил тишиной, но она была слишком чистой, вымыто-пустой, будто внутри недавно всё смывали. И правда: стояли ножи, аккуратно выложенные ткани, обрезки кожи. Пятеро культистов в богатых плащах со знаками гильдий стояли вокруг стола, будто даже не скрывали того, что делают. Лица спокойные, уверенные, лишённые сомнений.

— Намира голодна, — сказал один из них.

— А я — нет, — ответил Илвасион и выхватил меч, который носил с тех пор, как вышел из ловушки даэдра.

Он не стал использовать магию. Прошёл через комнату точными, быстрыми движениями, будто резал воду. Один упал сразу — лезвие вошло под ключицу. Второй поднял книгу — меч разрубил её и половину головы. Третью он поддел ударом от бедра, не дав ей заклясть воздух. Четвёртый попытался выбежать, но эльф перехватил его за воротник и вонзил лезвие между рёбер. Пятый рухнул на колени, но Илвасион не слушал ни молитв, ни шипения. Он знал: эти люди не будут меняться. Он поджёг дом, оставив пламени всё, что там осталось.

Третий дом был хуже. Там были дети. Пятеро, запертые в клетках, избитые, исцарапанные, с пустыми глазами. Они не понимали, кто он, не понимали, что происходит. Илвасион замер. Внутри что-то дернулось болезненно, но быстро снова ушло под толщу ледяной ровности. Он открыл клетки, выгоняя их наружу. Он не мог сделать больше. За ними придёт стража, может быть, кто-то из лекарей. Но именно те, кто устроил этот кошмар, были здесь же — трое взрослых. Староста района и два его помощника, мужчины в дорогих кафтанах. Люди, которые стояли у власти и считали, что это часть «дела».

— Ты ничего не понимаешь, — попытался заговорить староста.

Илвасион не ответил. Он просто поднял жезл и ударил троих разом. Внутренний импульс разломал их грудные клетки так быстро, что они даже не успели крикнуть. Их тела упали на пол как пустые мешки. Он вышел из дома, не задерживаясь, словно выполнял обычную административную проверку.

Четвёртый и пятый дома были зачисткой без разговоров. В одном он нашёл мужчину, стоящего на коленях перед каменным алтарём; Илвасион отбросил жезл в сторону и одним движением перерезал ему горло. В другом — семью, которая решала, кого принести в жертву вечером. Он вышел оттуда спустя несколько ударов сердца, поджигая дом, чтобы никто не вернулся сюда больше.

Последний адрес находился на окраине старого района. Дом был тяжёлый, мрачный, словно вытянутый из земли вместе с корнями. Толстые каменные стены, узкие окна, кривой мох, липнущий к кладке. Внутри пахло воском и железом. Свет был тёмно-красным, словно кого-то освещали пылающие угли.

Шестеро членов культа, одетые в дорогую одежду, сидели за длинным столом. Маски с изображениями ритуальных лиц лежали рядом. Это были те, кто управлял всем конгломератом кошмара под городом. Те, кто выжил после боя в склепе.

— Мы знали, что ты придёшь, — сказал старик во главе стола. — И ты всё равно опоздал.

— Вы плохо прячетесь, — отозвался Илвасион.

— Нам незачем прятаться. Намира всегда голодна. А ты лишь один эльф. Измученный. Потерявший союзника. Уставший и беззащитный. Ты не сможешь—

Он не дал договорить. Илвасион ударил жезлом в центр стола. Доски разлетелись, воздух наполнился щепой.