следовала за мной, даже здесь, среди незнакомых каменных улиц. Но я не сдавалась, продолжая расспрашивать каждого встречного. Наконец, у одного из торговцев овощами, пожилого мужчины с лукавыми глазами и морщинистым лицом, похожим на печеное яблоко, мне удалось раздобыть зацепку. 
— Артель, говорите? — протянул он, почесывая свой седой подбородок, будто выискивая ответ в густой щетине. — Кажется, есть тут одна такая. Ребята крепкие, говорят, рукастые. Голодранцы, конечно, но работяги знатные. Сам видел, как бревна таскали, словно перышки. Найдите лавку с инструментами, что возле фонтана, часто их там вижу.
 Найти указанную лавку не составило труда. Возле нее действительно стояла группа мужчин, одетых просто, даже скромно, но их одежда выдавала прочность и практичность — явно не для праздного времяпрепровождения. Обветренные, загорелые лица, испещренные морщинами, говорили о тяжелом труде под палящим солнцем. Я подошла к ним, стараясь сохранять уверенность, но сердце тревожно стучало в груди, словно пойманная в клетку птица.
 — Здравствуйте, — обратилась я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно. — Я слышала, что ваша артель ищет работу. Мне нужны работники для фермы.
 Мужчины обменялись взглядами, словно передавая друг другу немой вопрос. Затем из их рядов выступил один — самый крупный и статный, с густой черной бородой, в которой уже пробивалась седина, и ужасным шрамом, пересекающим половину лица. Шрам этот, словно зигзаг молнии, придавал его облику особую суровость, но в глубине его глаз я заметила что-то иное — то ли усталость, то ли… плохо скрываемый интерес?
 — Верно, — ответил он, его голос был низким, немного хриплым, словно загрубевшим от криков и ветра. — Мы ищем работу. Но слышали мы о вашей… необычной ферме. Про корову-предсказательницу. Молва, знаете ли, быстро разносится.
 Я устало вздохнула. Снова это суеверие. Неужели мне не удастся от него избавиться?
 — Да, у меня есть корова, которая умеет говорить, — признала я, стараясь говорить прямо и честно. — Но она не злая. Она мудрая и справедливая. И я смею уверить вас, не имеет дурных намерений. Все, что ею движет — это забота. Я предлагаю достойные условия, честную оплату и заботу о своих работниках. Никто не будет в обиде.
 Мужчина со шрамом молчал, изучающе рассматривая меня, словно пытаясь прочесть мои мысли. Казалось, он взвешивает каждое мое слово, сопоставляя его с тем, что слышал. Затем, неожиданно, его губы дрогнули в странной улыбке, от которой по спине пробежали мурашки. Улыбка эта почему-то показалась мне еще более жуткой и устрашающей, чем сам шрам. Но было в ней что-то… заинтересованное.
 — Что ж, — произнес он, его голос теперь звучал чуть мягче. — Мне нравится ваша храбрость. И ваша корова меня не пугает. Даже напротив… любопытно взглянуть на такое чудо. Мы согласны работать на вас. Обсудим условия? Что вы предлагаете? — в его голосе слышалось неприкрытое желание начать работу, как можно скорее. Словно он ждал только моего сигнала.
 Его слова прозвучали как долгожданный глоток свежего воздуха. Я не могла поверить в свою удачу. Быстро обсудив условия — оплату, проживание на ферме, питание — я заметила, что глава артели, назвавшийся Ярисом, почти не торговался и не задавал лишних вопросов. Он то и дело поглядывал по сторонам, и казалось, что он давно ждал моего предложения, словно все было предрешено заранее. Что-то в его взгляде, в этой странной, недоброй улыбке, начало вызывать у меня смутное беспокойство. Наверное, мне просто показалось… Или нет?
 Окрыленная внезапным успехом, я с удвоенной энергией принялась за необходимые покупки. Список получился длинным: хорошие инструменты для работы в поле, прочная кухонная утварь, способная выдержать приготовление пищи для целой артели рабочих, простые, но добротные ткани для постельного белья. Выбрав необходимое, я расплатилась, а все покупки уложили на телегу, в которой находились вещи рабочих. Ярис назначил начало работ через два дня, поэтому нужно было подготовить все как следует, закупить все необходимое за это время и быть готовой ехать вместе с ними на ферму. Времени оставалось немного.
 Раз представилась возможность побывать в городе, я решила воспользоваться ею по полной. Купить не только самое необходимое для восстановления фермы, но и для себя любимой, а то деньги вроде появились, а я ходила в обносках, которые нашла в старом сундуке, что остался от прежних владельцев фермы.
 Проходя мимо одной из лавок, я заметила странный аппарат, привлекший мое внимание. Он был выполнен из полированной меди и блестящего стекла, с множеством тонких трубок, рычагов и блестящих деталей. По виду он напоминал… доильный аппарат, но только гораздо более сложный и, казалось, совершенный. Словно диковинный механизм из сказочных историй о волшебниках. Хотя я все забываю где нахожусь, здесь же и в самом деле есть волшебники.
 — Что это такое? — поинтересовалась я у продавца, толстого мужчины с лоснящимся лицом, и щеками, напоминающими начищенные яблоки. Он был разодет в богатый камзол, и блеск золотых колец на его толстых пальцах, ослепил меня.
 — Диковинка заморская, — с жаром воскликнул тот, потирая руки, словно предвкушая выгодную сделку. — Доильный агрегат нового поколения. Собран мастерами, что императора обслуживают, не иначе. Сам доит, сам молоко фильтрует, сам по бутылкам разливает. Работает как самые точные часы. Идеальное приспособление для современной хозяйки. Правда, стоит он соответственно… дорого.
 Я засомневалась. С одной стороны, такой аппарат значительно облегчил бы труд, мне бы не пришлось нанимать дополнительных доярок, что позволило бы сэкономить немало золота… Но с другой стороны — цена диковины казалась непомерно высокой, а я уже потратила значительную часть золота.
 — Позвольте мне немного подумать, — сказала я сдержанно, стараясь не выказывать излишней заинтересованности, и отошла в сторону, чтобы обдумать предложение.
 Сделав вид, что теряю интерес к диковинному аппарату, отошла я к соседнему лотку. Там, под навесом из грубой ткани, чего только не было: мотыги ржавые, серпы щербатые, вилы с погнутыми зубьями — настоящий музей сельскохозяйственной рухляди. Изображаю, будто прицениваюсь к лопате, ковыряю ей землю, качаю головой, мол, не годится. Сама же ухом ловлю каждое движение толстяка. Вижу — заерзал, как червяк на крючке. Ох, и понимаю я его! Товар-то у него редкий, штучный, не каждый день такая простушка, как я, мимо проходит, да еще и с денежкой. А у меня глаз-алмаз, наметан на всякие дефекты. Заметила я, как потемнела медная трубка, словно ржа проступила сквозь полировку. И стекло мутное, с паутинкой микротрещин внутри, еле заметных глазу. Держусь я, держусь, но