Наконец, с видом глубокого разочарования вздыхаю:

— Эх, видать, не судьба мне с новой лопатой быть. Разорюсь я на вашем товаре, а мне еще и телегу дров купить надо.

И медленно так поворачиваюсь, будто собралась уходить. А в самой душе пляшет чертенок, предвкушая скорую победу.

— Постойте, госпожа, — слышу я запыхавшийся голос толстяка. Сразу видно, что жадность пересилила гордость. — Может, всё-таки договоримся? Что вы готовы предложить?

Делаю вид, будто удивлена его настойчивостью, развожу руками:

— Да что я могу предложить? У меня сейчас каждая медная монетка на счету. Мне ферму поднимать надо, а не на заморские диковинки бешеные деньги тратить.

— Ну, может, хотя бы взглянете на аппарат еще раз? — продолжает он уговаривать, и в голосе уже слышится отчаяние.

Подхожу я снова к этому чуду техники, обхожу вокруг, как лиса вокруг журавля, цокаю языком.

— Красивая игрушка, конечно, — говорю небрежно, рассматривая его с видом пресыщенного вельможи. — Но боюсь, аппарат не для меня. Слишком уж сложный, да и… что-то мне в нем не нравится.

И тут, будто невзначай, тычу пальцем прямо на ту самую потемневшую трубку.

— Вот, смотрите, — говорю, делая строгое лицо. — Здесь медь окислилась, будто ржа изнутри вылезла. А тут стекло какое-то мутное, словно трещинка внутри. Вы мне брак за полную цену предлагаете, почтенный?

Лицо толстяка наливается багровым цветом, будто переспелое яблоко. Глазки забегали, как мыши по амбару. Затараторил, оправдываясь:

— Да это все ерунда, госпожа, пустяки. Медь, знаете ли, материал капризный, а стекло… да это просто пыль. На работу аппарата совершенно не влияет. Работает как часы.

— Не влияет? — усмехаюсь я, приподнимая бровь. — Ну, раз так, то и цена должна быть соответствующая. Я бы, конечно, очень хотела эту штуковину, но столько золота платить за брак — это уж увольте.

Вижу, как он мелкими шажками переминается с ноги на ногу, словно танцует на углях. Видно, что не хочет уступать, но и упустить меня боится. Торг — это ведь как игра: кто первый дрогнет, тот и проиграл.

— Ладно, — говорю я, разворачиваюсь и делаю вид, что окончательно решила уйти. — Пусть стоит, дожидается своего богатого покупателя, который не заметит этой маленькой неприятности. А я пойду, поищу что-нибудь попроще.

И тут он сдается, как перезрелый плод падает с ветки.

— Госпожа, постойте. Эх, будь, что будет. Хорошо, я готов уступить. Сколько вы дадите?

Останавливаюсь, изображаю мучительные раздумья, прикусываю губу. Мол, тяжело мне решение дается.

— Ну-у… учитывая брак, плюс к тому, что мне потом еще мастеров искать, чтобы все это дело починить… Я могу предложить… — Замолкаю, будто жду бури, — … половину от вашей изначальной цены. Меньше просто не могу себе позволить.

У толстяка глаза чуть из орбит не выскочили, рот приоткрылся, как у пойманной рыбы.

— Половину⁈ Да вы что, смеетесь надо мной⁈ Это же чистый убыток. Я же в накладе останусь.

— А вы мне что предлагаете? — парирую я с невинным видом. — Брак за полную цену продать и нажиться на моей неграмотности? Так не пойдет. Каждый уважающий себя торговец должен знать, что продает, и не обманывать честных людей.

Долго он еще ходил вокруг меня, как голодный волк вокруг овцы, уговаривал, причитал, пытался убедить, что этот «незначительный» брак никак не повлияет на волшебные свойства аппарата. Но я стояла на своем, как кремень. Знала, что рано или поздно он сдастся.

В конце концов, выдохнул с обреченностью в голосе:

— Ладно, будь по-вашему. Только, ради всех богов, чтобы я больше никогда вас здесь не видел. И да поможет вам эта проклятая машина.

Вот так, ловко и хитро, сторговала я этот заморский доильный аппарат за полцены. Гордая собой, я убрала доильный аппарат в заплечную сумку и отправилась на постоялый двор. Считаю день сегодня прошел очень хорошо. Я и артель рабочих нашла и доильным аппаратом разжилась.

Глава 8

Солнце только-только продрало глаза сквозь утреннюю дымку, а я уже снова топтала мостовую ярмарки. Вчерашняя удачная сделка с доильным аппаратом подхлестнула во мне кураж, словно добрый конь — лишь дай волю. Впереди маячил день, полный забот, но я жаждала закупить все необходимое, чтобы через день — ни днем позже! — отбыть на ферму вместе с артелью Яриса.

Первым делом, как и планировала, направилась в лавку к старому Харитону, торговцу тканями. Мне его еще Мирон посоветовал, так что я знала куда иду. Харитон, как и все старики, был на удивление словоохотлив, а глаза острые, будто шило. Но мне сейчас ни до его баек, ни до уговоров. Нужны были добротные ткани для постельного белья и матрасов, чтобы артель спала не на голых досках. В голове уже вырисовывалась картина: просторная комната, где мужики смогут отдохнуть от праведных трудов, а не ютиться как сельди в бочке. Лён и конопляное полотно — вот мой выбор. Прочные, дышащие, да и стираются легко. Харитон, старый лис, тут же попытался соблазнить меня шелками заморскими да бархатом. Мол, для такой барышни, как я, грех экономить.

— Э, нет, дедуля, — отрезала я, стараясь говорить мягко, но твердо. — Не дело это, на ферме шелка разводить. Там практичность нужна, а не роскошь.

Харитон хмыкнул, почесал за ухом и отступил, но в глазах мелькнула искорка уважения. Видно, оценил мой подход.

Затем настал черед кухонной утвари. Тут уж без сомнений — посуды нужно много и разной. Старой рухляди, доставшейся мне вместе с фермой, явно не хватит, чтобы накормить дюжину голодных мужиков. Пришлось раскошелиться на несколько огромных чугунных котлов, в которых можно целого быка сварить, а еще связку сковород, деревянные ложки и половники — такие, чтобы и самый прожорливый работник не остался голодным. Торговец, добродушный толстяк с красным лицом и сальными усами, поинтересовался, не свадьбу ли я собираюсь справлять.

— Почти угадали, — ответила я, подмигнув ему. — Свадьба с фермой! Будем новую жизнь строить.

Закончив с посудой и обменявшись с толстяком парой шуток, я двинулась дальше по ярмарке. Чтобы таскать все мои покупки, я у трактирщика попросила одолжить на денек его парнишек-работников, которые только рады были выбраться с постоялого двора, и пошляться по ярмарке. Они кряхтя, складывали мои покупки на телегу, которая с каждым шагом становилась все более грузной. Ноги