И культ впервые за долгое время потерял преимущество ночи.

Их поход против культа начался без торжественных слов и клятв — просто с тяжелого взгляда, которым обменялись, когда вошли в первые катакомбы. Воздух там был густым, влажным, с запахом плесени, тухлой воды и старой крови. Ничего необычного для нижних уровней Маркрафта, но с каждым шагом становилось понятно: глубже — хуже. Слишком много следов. Слишком много пустых ниш. Слишком много недавнего движения.

Илвасион шёл впереди, освещая путь слабым золотистым свечением руны, вписанной в его жезл. Эйрик — позади, с булавой наготове. В катакомбах никому нельзя было доверять, даже камням под ногами: они трещали под весом, будто внутри жили черви.

Первое логово оказалось маленьким. Несколько фигур, согнувшихся вокруг дымащегося очага, разрисованные символами Намира, вгрызавшиеся в куски мяса, похожие на человеческие. Когда свет руны упал на них, они подняли головы одновременно — слишком синхронно для живых существ. Илвасион не дал им времени. Импульсы жезла разорвали тишину; тени прыгнули, кровь ударила на стены. Эйрик врезался в оставшихся, разбивая кости так, будто очищал землю.

Второе логово было больше. Здесь тела висели на крюках, словно в мясной лавке, только лица были перевёрнуты вверх — по ритуалу, который культисты явно повторяли десятки раз. Когда двое из фанатиков бросились вперёд, Илвасион отступил к стене, выпуская импульс за импульсом, а Эйрик прорвался через центр, сметая их как солому. Третий кинулся на эльфа с ножом из человеческого ребра, но жезл ударил прямо в горло, отбросив фанатика, словно тряпичную куклу.

Всё кончилось быстро. Слишком быстро. Слишком просто.

И это настораживало сильнее, чем сама кровь на полу.

Третье логово нашлось в старом двемерском тоннеле, настолько глубоком, что казалось — сама земля пыталась забыть его. Пахло теплой сыростью, словно там жили не люди, а звери. Они действительно были зверями: изуродованные, увешанные костяными украшениями, культисты выли, бросались на стены, на друга друга, как стая, потерявшая разум. Илвасион работал с холодным расчетом — он не позволял им приблизиться, чувствовал ритм каждого движения, выпуская импульсы ровно тогда, когда нужно. Эйрик же действовал грубее, яростнее, будто ломал кости не врагам, а самой тьме, что поселилась в городе.

Когда последнее тело упало, страж покачал головой.

— Эти уже потеряли лица. Их не вернуть.

— Никого не вернуть, — ответил Илвасион. — Но остановить — можно.

Коридоры вели всё глубже, и следы становились плотнее. Символы Намира появлялись на стенах чаще; запах гнили усиливался. В какой-то момент воздух стал настолько тяжелым, что казалось, будто он скользит по коже, оставляя липкий след. Охота больше не была защитой — она стала войной.

Главный след они нашли случайно — в узкой щели между камнями, где раньше был закрытый переход. Оттуда тянуло холодом, который не бывает в обычных подземельях. Холодом, похожим на дыхание пустоты. Илвасион провёл пальцами по камню — руна на жезле вспыхнула, будто что-то откликнулось изнутри. Эйрик поддел плиту, и та со скрежетом отъехала в сторону.

За ней оказался древний нордский склеп.

Сводчатое помещение уходило дальше, чем могли увидеть глаза. Стены были покрыты резьбой: сцены погребений, пиршеств, жертвоприношений, сплетённые в единый узор смерти. Каменные саркофаги стояли рядами, как немые свидетели того, что должно было лежать в вечном покое.

Но покоя здесь не было.

В дальнем конце зала горел огонь. Вокруг него — фигуры в масках. Не оборванные нищие, не чокнутые фанатики из подвалов. Это были люди в дорогих одеждах. Плащи из меха. Перстни. Символы Маркрафта. Аристократы. Стражи. Чиновники. Те, кого никто бы не заподозрил.

Илвасион почувствовал, как внутри поднимается холод — не от страха, а от понимания. Тень, которую он преследовал, была не внизу. Она начиналась наверху.

Один из них говорил что-то шёпотом над жертвенным камнем. Нечто тёмное двигалось под его руками, пульсируя. Ритуал был в самом разгаре. Они пришли в самое сердце не просто культа, а силы, которая управляла половиной города.

Эйрик сжал булаву.

— Ну что, эльф, — тихо произнёс он, — кажется, мы нашли источник.

— Мы найдём тех, кто стоит над ним, — ответил Илвасион. — Но сначала — это.

Они двинулись вперёд без крика и без предупреждений.

Эльф поднял жезл.

Страж занёс булаву.

Их шаги эхом разнеслись по древней гробнице.

Фигуры у алтаря обернулись.

А свет в их глазах был уже не человеческим.

Склеп встретил их звуком пламени, шепчущего на древних камнях, и запахом — густым, приторным, как будто в воздухе кипел варёный жир. Илвасион шагнул вперёд, чувствуя, как руны на его жезле вспыхивают в ответ на чужую магию. Эйрик остался рядом, держась на полшага сзади, но это полшага были плотнее и надёжнее любой стены.

Высшие члены культа стояли у каменного алтаря — пять фигур, одетых в тёмные плащи, тяжёлые маски, украшенные выгравированными символами Намира. На масках не было ртов. Только широкие, вытянутые вниз щели, через которые струился пар от их дыхания. За спинами аристократов лежали открытые саркофаги: в некоторых — кости, в других — обглоданные тела, от которых ещё тянулся пар.

— Стендар… — прошептал Эйрик, глядя на это. — Здесь его давно не было.

Один из культистов поднял руку — длинные пальцы были в кольцах, из-под каждого стекала чёрная жидкость. Он говорил не громко, но слова эхом расходились по залу, будто стены сами повторяли их.

— Вы опоздали, чужаки. Город уже принадлежит нам.

Илвасион поднял жезл.

— Город принадлежит живым.

— Живые — это мы, — прошипел другой. — А те, кто наверху, — мясо для стола.

Один из аристократов шагнул вперёд. На плаще — герб Маркрафта. На маске — символ власти. Но голос был чужим:

— Намира не требует войны. Она требует очищения.

Эйрик сжал булаву так, что костяшки побелели.

— Очищения? Вы режете людей, как скот.

— Скот становится чище всего после разделки, — ответил культист и поднял нож, вырезанный из нордской лопаточной кости.

Они пошли одновременно.

Эйрик рванул вперёд, как удар тяжёлого молота. Первый культист попытался поднять кинжал, но страж ударил булавой в грудь. Хруст рёбер был резким, как треск льда. Человек отлетел назад, врезавшись в саркофаг, и каменная крышка упала сверху, погребая его.

Илвасион выпустил двойной импульс, и жезл загудел низко, будто внутри него просыпался зверь.