— Чайку заварить?

— А какой у тебя?

— «Крепкий».

— Ну, уж я надеюсь, что не жидкий…

— Да нет. Называется так: чай «Императорский. Крепкий». Ты сегодня в хорошей форме. Может, водочки?

— Нет, — говорит Вадим решительно, — Хватит с меня. Тем более, я теперь человек внутренне чистый. Зачищенный, так сказать. Кстати ты видел как он это делает?

— Богдан? Нет. Не видел никогда. А что?

— Интересно было бы посмотреть. Не хрен собачий, а «зачищение подпространства».

— Он ушел к тебе со своим воспитуемым Вовой, а потом через полчаса вышел мрачный и сказал: «Всё, хватит с него». То есть, с тебя.

— Сильная штука эта зачистка, — говорит Вадим, — Я ничего не помню. А проснулся, будто это не я. Будто выздоровел от какой-то застарелой пакости. Представляешь?

— Нет.

СЦЕНА 25/3

Заботы

— Будто совсем новый человек, причем даже малознакомый. Мощная штучка наш Богдаша. А я надо признаться никогда в него по-настоящему не верил. Думал все это та залепуха. Для старух… — он молчит, — Впрочем в любом случае все это ненадолго.

— А Матвей где? — спрашивает Роберт.

— Я от него улизнул. А зачем он тебе?

— Да так. Поговорить хотел.

— А ты поговори со мной, — предлагает Вадим. С самым серьезным видом.

— А что ты в этом смыслишь? — говорит Роберт вместо этого.

— В чем?

— «Вселенную создал Бог» — это Гёделевское утверждение или нет?

— Что значит — Гёделевское?

— Ну такое, которое нельзя ни доказать, ни опровергнуть.

Вадим смотрит, а потом бормочет:

— Мне бы твои заботы.

СЦЕНА 25/4

Правда

И тогда Роберт вдруг решается. Какого черта? Пусть знает!

— Ты зря сюда приперся, — говорит он, — Сэнсей не станет нам помогать. Причем по двум даже причинам. Во-первых, он явно хочет, чтобы мы сами решили эту твою проблему. Без него.

— Понятно. А во-вторых?

— А во-вторых, Аятолла его ученик, тоже драбант, не знаю с какой сверхспособностью.

— Врешь, — вскрикивает Вадим.

— К сожалению, нет. Не вру. Так что придется тебе рассчитывать только на себя. Не поможет тебе никто, забудь. Мы — не способны, а он — не захочет.

— Ну спасибо, — говорит Вадим медленно, — Утешил товарища.

Роберт дальше не разговаривает. На душе погано, словно он делает какую-то ненужную и совсем бесполезную пакость. Хотя на самом-то деле давно уже надо ему сказать все, как оно есть. Правду. Горько-соленую. Правда вообще штука малоаппетитная, а иногда и вовсе несъедобная… Тут уж ничего не поделаешь — ему теперь все равно с этим жить…

СЦЕНА 25/5

Рожа исчезла

И тут Роберт обнаруживает что за спиной у него делается как-то необычайно тихо. Словно там никого больше нет. Вадим сидит в прежней позе (ладошки под задницей), но глаза у него широко открыты и похоже что он ничего перед собою не видит.

— Эй, — тихонько зовет его Роберт.

— Эге ж… — так же тихонько откликается Вадим.

— Тебе плохо, что ли?

— Нет, — говорит Вадим, — Мне хорошо.

Он вдруг улыбается и это выглядит страшновато, словно улыбается неживой предмет.

— Рожа исчезла! — объявляет он вдруг.

— Какая рожа?

— Красная, — говорит Вадим, по-прежнему словно во сне, — Генеральская. С усами.

Роберт хватает ближайший чистый стакан, быстро плескает туда минералки и суёт Вадиму под нос. Тот отшатывается.

— Перестань! — говорит он возмущенно, высвобождая из-под себя руку и с досадой отстранив стакан покрасневшей ладошкой, — Со мной все нормально. Ты не понимаешь, рожа исчезла. Полгода она передо мной маячила как приклеенная, днем и ночью, а сейчас я поглядел — а ее нет!

— А что есть? — спрашивает Роберт на всякий случай.

— Ничего нет. Пусто… — он вдруг отбирает у Роберта стакан и жадно выпивает его до дна, — Ф-фу, даже в пот ударило. Надо же…

СЦЕНА 25/6

Поздно

Вадим хочет что-то добавить, но слышит приближающиеся тяжелые шаги и шаркающие щелчки шлепанцев по паркету. Сэнсей появляется в дверях, благостный, домашний, в пижаме.

— А, — говорит он, улыбаясь, — Вадим Данилыч! Лично! Рад вас приветствовать в наших пенатах. Обедать будете?

Вадим поднимается и ничего не говорит в ответ на приветствие, только кивает коротко. Как кивают при случайной встрече нежелательному знакомцу. Сэнсей говорит:

— Что-нибудь неладно? Что именно?

— Будто вы не знаете! Я к вам два месяца пробиваюсь. Легче к президенту попасть на прием.

Сэнсей перестаёт благодушно улыбаться.

— Да, к президенту легче. Но ведь вы пробились? Слушаю вас.

— Да чего уж теперь слушать, поздно уже!

— Вот как? Поздно? То есть я могу быть свободен?

— Да ради Бога! Вы же всегда свободны. У кого сила, у того и свобода.

— Благодарю вас, — говорит Сэнсей кротко.

И это жутковатая кротость. Ледяная. От этой кротости мороз идёт по коже. По крайней мере у Роберта. А этот дурак молодой словно не видит ничего и не слышит: кулачишки сжаты, большие пальцы по-детски оттопырены…

СЦЕНА 25/7

На полчасика

Сейчас ляпнет что-нибудь такое, что его тут же и выдворят. Как Ядозуба в свое время выдворили, разом и навсегда. Роберт с лязгом роняет в мойку самый большой разделочный нож, но это ни черта не помогает. Истерика уже накатывает.

— А это уж как вам будет угодно! — выкрикивает Вадим в запале, — Вы ведь всегда в стороне! И при этом всегда правы! Мы ведь при вас только и кормимся! Вы нас прикормили видите ли и мы при вас теперь состоим!

Вадим продолжает:

— А вы всегда на горе! Со скукой наблюдаете коловращение жизни. Мы тут все коловращаемся как проклятые, а вы изволите наблюдать!. А мы ведь голые, без шкуры даже, с нас шкуру это самое коловращение содрало. Ничего! Поколовращаемся и новую нарастим! Так ведь по-вашему?

Сэнсей молчит и значит не возражает.

— А Вы знаете каково это когда тебя отбирают? Когда ты один-одинешенек и никто тебе не поможет — ни друзья, ни родственники, ни учитель, на которого надеешься как на самое последнее?

— Знаю, — серьезно говорит Сэнсей и Вадим замолкает и только всхлипывает от отчаяния.

— «Иди один и исцеляй слепых, — цитирует