— Кип!

Крошка подбежала ко мне. Её лицо было бледным и испуганным, но она была цела. Она помогла мне сесть, прислонив к стене. Моё тело было одной сплошной раной, хотя на нём не было ни царапины. Я дрожал, не в силах остановиться.

— Всё хорошо, — шептала она, больше для себя, чем для меня. — Всё будет хорошо.

И тут я заметил, что мы не одни.

В самом тёмном углу камеры сидело существо. Оно не было похоже ни на человека, ни на Черволицего. Его очертания расплывались в тусклом свете. Гладкая, тёмная кожа или хитин, несколько тонких конечностей, сложенных в позе абсолютного покоя. Оно не двигалось, но я чувствовал на себе его взгляд — не глазами, а всем своим существом.

И в этот момент, сквозь боль и дрожь, я ощутил нечто новое. Это было не слово и не звук. Это была волна. Волна покоя, сострадания и древней печали. Она омыла моё сознание, и боль, терзавшая меня, начала отступать, превращаясь в тупой, ноющий фон.

А затем в моей голове родилась мысль, которая не была моей собственной. Она была ясной, спокойной и тёплой.

«Дыши, дитя. Боль уйдёт. Ты не один».

Я поднял голову, всматриваясь в тёмный угол. Крошка тоже затихла, её глаза расширились. Она тоже это почувствовала. От существа исходила аура такой заботы, такого всеобъемлющего спокойствия, что в голову пришло единственное возможное слово. Материнская. Мы инстинктивно, не сговариваясь, назвали его про себя — Материня.

После криков и агонии допросной, эта тишина, наполненная её присутствием, была спасением.

Я собрался с силами и мысленно, не зная, сработает ли это, задал вопрос.

Кто ты?

Ответ пришёл не словами, а ощущением, кристально ясным и полным надежды.

Друг. Тот, кто ждал. Нас трое. Это уже начало.

Глава 5

Тишина в камере была не пустой, а тяжёлой, как свинцовое одеяло. Она давила на барабанные перепонки, на мысли, на саму надежду. Я сидел, прислонившись спиной к холодной металлической стене, и в сотый раз прокручивал в голове провал допроса. Моя беспомощность ощущалась физически — горький привкус во рту, который не могла перебить даже безвкусная пищевая паста, которую нам выдавали. Я был просто мальчишкой в консервной банке, попавшим в жернова, о существовании которых даже не подозревал.

Рядом со мной, скрестив ноги, сидела Крошка. В отличие от моего подавленного оцепенения, она нашла себе занятие. Её губы беззвучно шевелились, пока она что-то бормотала себе под нос. Не молитвы и не жалобы. Формулы. «…следовательно, остаточное тахионное излучение предполагает нелинейное искажение… период полураспада энергии в конденсаторах контура… глупо, так неэффективно…» Её гениальный мозг, не в силах оставаться в бездействии, анализировал нашу клетку, как очередную задачку из учебника по высшей физике.

И тут это случилось.

Это был не звук, а… мысль. Чистая, ясная, не моя. Она не пришла через уши, а родилась прямо в центре моего сознания, тёплая и спокойная, как голос матери, читающей сказку на ночь. Дитя моё.

Я вздрогнул и резко огляделся. Камера была прежней: тусклый свет, серые стены, два моих товарища по несчастью. Никого больше. Я схожу с ума. Стресс, пытки, страх — что-то наконец сломалось.

Ты не сходишь с ума, Клиффорд Рассел.

На этот раз мысль была более сложной, и она принесла с собой не только слова, но и ощущение глубокого умиротворения. Я посмотрел на Крошку. Она замерла, её бормотание прекратилось. Её глаза были широко раскрыты, но не от страха, а с выражением живого, почти хищного научного любопытства. Она смотрела прямо на третьего обитателя нашей камеры — на молчаливую, неподвижную фигуру, которую мы прозвали Материней.

Я молчала, чтобы понять вас, — прозвучала в голове успокаивающая мысль. — Чтобы убедиться, что ваши умы способны принять такую связь. Умы Черволицых примитивны, они мыслят директивами и инстинктами, как рой. Они не могут уловить эти тонкие потоки. Мы в безопасности, пока говорим так.

Это была телепатия. Настоящая. Концепция, казавшаяся фантастикой, стала реальностью так же буднично, как смена караула за дверью.

Я наблюдала за вами, — продолжала Материня, и её ментальный голос был полон древней мудрости. — Я видела, как ты, дитя, — мысль была направлена на Крошку, — постигаешь законы этого места. Ты — разум, способный объять непостижимое. А ты, — теперь её внимание было обращено на меня, и я почувствовал волну ободрения, — ты — руки, способные творить и воплощать. Твой ум переводит идею в действие. Она сделала паузу, и в её мыслях проскользнула тень скромности. — А я… я — лишь опыт, который может направить ваш потенциал. Мы должны объединиться.

Отчаяние, которое душило меня секунду назад, отступило. На его место пришло изумление, а за ним — упрямое, хрупкое чувство. Надежда.

Мы не просто ждем. Мы действуем, — мысленный голос Материни был теперь не только успокаивающим, но и командным. — Нам нужен план побега. Расскажите мне всё, что вы заметили. Любая деталь, любая закономерность.

Начался самый странный мозговой штурм в моей жизни. Он проходил в полной тишине, но мой разум гудел от потока информации. «Это же элементарно, — тут же вклинился звонкий ментальный голос Крошки, полный нетерпения. — Смена караула происходит каждые 3,72 стандартных часа. Перед каждой сменой на 14 секунд активируются силовые поля в коридорах, и в этот момент напряжение в сети нашей камеры падает на 11,3 процента. Я вычислила это по изменению частоты гула осветительных панелей».

Падение напряжения… — лихорадочно заработал мой мозг. — Значит, кратковременный сбой в защите замка. Если подать на него внешний импульс именно в этот момент… да. Можно попытаться его вскрыть.

«А ещё, — не унималась Крошка, — вот та