Она начала загибать тонкие пальцы.

— Первое: они находят новый вид. Второе: похищают несколько особей для изучения. Мы с тобой — лабораторные крысы, если тебе так понятнее. Третье: выясняют сильные и слабые стороны вида, его технологии, психологию, болевой порог.

Она загнула третий палец, и у меня по спине пробежал ледяной холодок.

— И четвёртое: планируют порабощение или полное уничтожение.

Её голос не дрогнул, но я увидел, как её взгляд на мгновение потускнел.

— Меня забрали вместе с папой… он физик. Нас разделили.

— Были… были другие? До нас? — спросил я шёпотом, боясь услышать ответ.

Крошка посмотрела на меня с почти взрослой, невыносимой жалостью. В её взгляде я прочёл приговор не только нам двоим, но и всему моему миру.

— Мы не первые, Кип, — тихо сказала она. — И судя по тому, что они рванули прямо к Земле, как только засекли твой сигнал… мы и не последние.

Глава 4

Гул двигателей стих так же внезапно, как и начался. Несколько часов — или, может, дней? — я провел в этой металлической коробке, ощущая лишь низкочастотную вибрацию, проходящую сквозь пол и кости. Теперь наступила тишина. Глухая, абсолютная, давящая. Крошка рядом со мной перестала раскачиваться и замерла, её маленькая рука крепко сжимала мою.

И тогда в стене напротив нас ожил иллюминатор.

Я ожидал увидеть что угодно: чужое небо, размытые облака другой планеты, бездну космоса. Но я увидел её. Луну.

Она была не такой, как на фотографиях. Она была живой. Ослепительно-белая поверхность, испещрённая кратерами всех размеров — от крошечных оспин до гигантских шрамов, — сияла под лучами далёкого Солнца. Никакой атмосферы, чтобы смягчить контраст. Тени проваливались в абсолютную черноту, а освещённые участки резали глаза своей чистотой. Мечта всей моей жизни. Я оказался здесь.

И тут же, словно удар под дых, пришло осознание. Моя мечта сбылась самым ужасным из всех возможных способов.

Вдалеке, над лунным горизонтом, висел сине-белый шар. Земля. Она казалась такой близкой, такой родной и бесконечно, безнадёжно далёкой. Боже, как я хочу домой.

Корабль приземлился на то, что можно было назвать лишь вросшим в лунный грунт металлическим рубцом. Никаких изящных куполов или сверкающих башен из научно-фантастических журналов. Только угловатые, функциональные строения из тёмного металла без единого окна. Никакой эстетики. Никакой жизни. Это была не исследовательская станция. Это была тюрьма.

Шлюз зашипел, и в нашу камеру вошли двое Черволицых. Они грубо, но эффективно вытолкнули нас в коридор. Металлические стены были холодными на ощупь, воздух неподвижным и пах озоном и стерильностью. Шаги наших конвоиров гулко отдавались в почти полной тишине.

— Смотри, — прошептала Крошка, её голос был едва слышен. — Шлюзы без механических замков. Электромагнитные. Значит, есть центральный контроль.

Даже сейчас, в этом кошмаре, её мозг работал, анализировал, искал уязвимости. Я же мог только смотреть себе под ноги, чувствуя, как моя детская мечта рассыпается в пыль под моими ботинками. Я на Луне. Я мечтал об этом всю жизнь. Но я хочу домой. Боже, как я хочу домой.

У развилки коридора нас разделили. Один из Черволицых молча указал на Крошку, и в моей голове прозвучал холодный ментальный ярлык, явно не предназначенный для меня: «Образец Б, детёныш. В камеру содержания». Затем его безглазое лицо повернулось ко мне: «Образец А, взрослый самец. В допросную». Её повели прочь.

Я рванулся к ней, инстинктивно, безрассудно. Хватка на моём плече сжалась с нечеловеческой силой. Я почувствовал, как напряглись и затрещали под его пальцами мои кости, и любая попытка дёрнуться грозила настоящим переломом. Острая, дробящая боль обожгла нервы, в глазах на миг потемнело. Движение умерло, не успев начаться. Я мог лишь беспомощно смотреть, как её маленькая фигурка исчезает за поворотом, а плечо горело пульсирующей болью.

Меня завели в комнату, которая была полной противоположностью тёмным коридорам. Яркий, безжалостный свет заливал стерильно-белое помещение. В центре стояло кресло, до ужаса похожее на стоматологическое, но с множеством фиксаторов и датчиков. На стенах висели экраны, на которых уже начали появляться графики — моё сердцебиение, давление, мозговая активность.

Меня усадили, или скорее, впечатали в кресло. Фиксаторы щёлкнули на моих запястьях, лодыжках и висках. Один из Черволицых приблизился. У него не было рта, но я услышал вопрос — не в ушах, а прямо в голове. Металлический, без интонаций синтезированный голос.

«Пропускная способность ваших межконтинентальных сетей передачи данных?»

Они не спрашивали, кто я или откуда. Их интересовали не личности, а цифры. Данные.

Думай, Кип, думай… Что я знаю? Цифры из старого учебника по физике? Я соврал. Назвал смехотворно низкую скорость, уровень технологий пятидесятилетней давности.

«Субъект лжёт. Зафиксирована реакция коры головного мозга, соответствующая вымыслу. Увеличить болевое воздействие на 37%.»

Я не почувствовал удара. Ничего не коснулось моей кожи. Просто из ниоткуда, из глубины моих собственных нервов, родилась боль. Белая, раскалённая, стирающая мысли. Я закричал, выгибаясь в кресле, но фиксаторы держали мёртвой хваткой. Экраны на стенах заплясали новыми, сумасшедшими графиками.

Боль исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив меня дрожащим, покрытым холодным потом.

«Химический состав наиболее распространённого взрывчатого вещества?»

Снова. Я должен был что-то сказать. Не дай им узнать про транзисторы. Не дай им узнать про «Оскара». Думай…

— Мы… мы до сих пор используем ламповые радиоприёмники, — выдавил я, задыхаясь. — Огромные, как шкаф.

«Субъект продолжает лгать. Повторить воздействие. Увеличить до 50%.»

Мир снова взорвался болью. Моё тело предавало меня, мысли путались, распадаясь на бессвязные обрывки. Ещё немного, и я всё расскажу. Я расскажу им всё, что знаю, только бы это прекратилось. Нет. Нет. Я — Кип Рассел. Я не сломаюсь. Я стиснул зубы так, что, казалось, они вот-вот раскрошатся. В ушах звенело. Перед глазами плыли тёмные круги.

Я не помню, как допрос закончился. Кажется, я потерял сознание. Очнулся я на холодном металлическом полу. Меня швырнули в