В боку корабля бесшумно, как разрез в ткани реальности, открылся трап. В проеме появились две фигуры. Высокие, тонкие, их силуэты едва угадывались в полумраке. Они не светились, не выглядели божественно. Когда они шагнули в свет, падающий с трапа, я увидел их лица. Или то, что было вместо лиц. Клубок извивающихся, похожих на червей или щупалец отростков. Они не проявили никаких эмоций. Никакой реакции на мой жест.

Они не стали ждать. Они двинулись с неестественной, размытой скоростью. Прежде чем я успел сказать хоть слово, даже просто испугаться, они оказались рядом. Один из них нанес короткий, точный удар по моему шлему. Раздался оглушительный, мучительный звон, будто ударили в церковный колокол, внутри которого была моя голова. Мир перед глазами взорвался белой вспышкой, а плексиглас иллюминатора пошел трещинами, которые тут же поплыли, двоясь и троясь. Я с трудом сфокусировал зрение, мир качался, и я лишь смутно осознал, как второй пришелец прижал что-то к моей груди. Секунда — и все сервоприводы замерли. Руки и ноги перестали слушаться. Я оказался полностью обездвижен внутри своей гордости.

Меня схватили. Без всяких церемоний, грубо, как мешок с картошкой, и поволокли по трапу внутрь холодного, металлического чрева корабля. Я мог только смотреть сквозь сеть трещин. Последнее, что я увидел, прежде чем тьма поглотила меня, — это огни моего дома на холме. Символ мира и безопасности, который я только что потерял. Навсегда.

Трап закрылся с глухим, финальным стуком. Абсолютная темнота. Абсолютная тишина. Точка невозврата была пройдена.

Глава 3

Меня не вели — меня тащили. Два существа, в чьих размеренных движениях не было и намёка на человеческую суетливость, влекли меня по гулкому металлическому коридору. Я пытался зацепиться ногами за холодный, гладкий пол, но тщетно. Их хватка была подобна стальным тискам. Резкий толчок вперёд — и я кубарем вкатился в новое помещение, больно ударившись плечом и бедром о рифлёную палубу.

За спиной раздался оглушительный грохот. Это не был звук закрывающейся двери. Это был звук захлопывающейся гробницы. Окончательный, бесповоротный. Рампа корабля — того самого, что ещё мгновение назад стоял на родной земле, вдыхая знакомый запах ночной травы и озона, — с глухим ударом отрезала меня от всего, что я знал и любил.

В следующую секунду пол подо мной ожил. Не плавный взлёт самолёта, не нарастающий гул ракеты — жестокий, неестественный рывок, который впечатал меня в палубу с такой силой, что воздух вышибло из лёгких. Металлический привкус страха смешался с привкусом крови на прокушенном языке. Меня вдавливало, расплющивало, и я мог лишь беспомощно наблюдать, как гравитация, чужая и неправильная, играет моим телом, словно тряпичной куклой.

Превозмогая боль и волну тошноты, я пополз. Слепой животный инстинкт гнал меня к единственному источнику света, не считая тусклых панелей на стенах, — к небольшому, заляпанному грязью иллюминатору у самого пола. Я прижался к нему лбом, и то, что я увидел, ударило меня сильнее любого физического воздействия.

Мой город. Мой маленький, сонный городок превращался в россыпь огней на лоскутном одеяле полей и дорог. Вот уже виден изгиб побережья, знакомый по картам, а вот и весь штат, стремительно съёживающийся до размера заплатки. Ещё мгновение — и континенты слились в знакомые зелёно-коричневые узоры, а затем… затем Земля стала тем, чем я мечтал её увидеть всю свою жизнь. Идеальным, сине-белым шаром, парящим в бесконечной черноте.

Это была моя мечта. И она стала моим самым страшным кошмаром.

Это не по-настоящему, билось у меня в висках. Просто сон. Кошмар. Сейчас я проснусь в своей кровати, и до будильника будет ещё час. Пожалуйста… просто проснуться…

Но я не проснулся. Рывок прекратился так же внезапно, как и начался. Меня швырнуло в другую сторону, и прежде чем я успел прийти в себя, меня снова грубо схватили. Они не стали возиться с замками моего «Оскара». Один из них приложил к швам скафандра какой-то инструмент, который завибрировал, испуская тонкий, режущий уши визг. Герметичные уплотнители разошлись, и они попросту разорвали его на части, стягивая с меня куски моего творения, как скорлупу с варёного яйца. Лишённый своей единственной брони, я инстинктивно скрестил руки на груди. Голый и беззащитный.

Меня протолкнули через ещё один проём. Дверь за моей спиной с шипящим, окончательным звуком закрылась и заперлась. Я остался один. Или мне так показалось.

Камера оказалась голой металлической коробкой. Стены, холодные на ощупь, были испещрены странными, глубокими царапинами, не похожими на следы человеческих инструментов. Единственный свет исходил от нескольких панелей на потолке, которые испускали неприятное, едва заметно пульсирующее лиловое свечение. Пахло озоном, перегретым металлом и чем-то чужеродным, тошнотворно-сладким, как гниющий в формалине экспонат.

Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел её. В дальнем углу, съёжившись, сидела маленькая фигурка, обхватившая колени руками. Ребёнок. Девочка, лет десяти-одиннадцати на вид. Её плечи мелко дрожали.

Сердце сжалось от смеси ужаса и какого-то странного, неуместного чувства ответственности. Я и сам был напуган до смерти, но она… она была просто ребёнком.

— Эй… — мой голос прозвучал хрипло и неуверенно. — Всё… всё будет в порядке. Слышишь? Мы что-нибудь придумаем.

Девочка перестала дрожать и медленно подняла голову. В её больших глазах не было детского страха. Только острое, оценивающее любопытство, которое заставило меня почувствовать себя насекомым под микроскопом.

Она оглядела меня с ног до головы, задержав взгляд на моей потрёпанной одежде и царапинах. Её первый вопрос обескуражил меня до глубины души.

— Они повредили твой скафандр? — её голос был чистым и на удивление ровным. — Похоже на самоделку на базе Mark III, но с модифицированной системой жизнеобеспечения. Примитивно, но функционально.

Я замер, открыв рот. Я ожидал услышать плач, мольбу, вопрос «где я?». А получил технический разбор «Оскара».

— Э-э… — всё, что я смог выдавить. — Меня зовут Кип. Клиффорд Рассел.

Она кивнула, будто принимая к сведению неважный факт.

— Можешь звать меня Крошка. Все так зовут.

Я опустился на холодный пол напротив неё, пытаясь унять дрожь. Мой мозг отчаянно цеплялся за её спокойствие, как за спасательный круг.

— Крошка… кто эти твари? Что им нужно?

Она вздохнула, и в этом вздохе было больше взрослой усталости, чем я когда-либо слышал от кого-либо.

— Я зову их Черволицыми. Видела одного без шлема. Неприятное зрелище, — она говорила с пугающим, почти клиническим спокойствием. — Я