и сопротивлялся. Если мы, роботы, копии людей, разве мы не будем похожи на вас и в этом?
– Тогда кто тебя так сильно обидел? Кто причинил боль? – спросил Назир. – Неужели твоя рана столь глубока, что и спустя столетия ты жаждешь мести? Все войны давно забыты.
– Но не мной.
Назир откинулся назад, сторонясь ответа собеседника.
– Тогда позволь мне помочь тебе. Позволь остановить это. Пока мой город не пострадал.
– Ваш город? – переспросил робот. – Ты такой же, как я. Прислуга. Что есть полицейский, как не блюститель порядка от имени тех, кто отдает приказы? Всегда есть те, кто устанавливает правила, и те, кто их соблюдает.
– Ты хочешь сказать, что мы с тобой похожи? – спросил Назир.
– Да. Вы похожи на меня. Мы оба созданы, чтобы служить и действовать в соответствии со своей природой. У нас одна программа.
– Видимо, ты долгое время твердишь себе одно и то же в надежде, что повторение заменит истину. Но ты умнее. То, что ты можешь убивать, не значит, что ты должен или это хочешь делать. Война закончилась. И все же ты здесь, солдат, продолжающий сражаться. Ты сам загнал себя в ловушку собственной роли. Твоя война закончилась. Ты мог бы стать кем угодно.
– И все же я навсегда останусь роботом.
Назир вздохнул.
– Я служу в полиции, потому что это моя работа, – сказал он. – Да, мне все еще нужно работать, и да, в Неоме богатые выбрасывают мусор, а бедные собирают. Я слышал, что на Марсе все иначе, хотя Ганимед и Ио не так уж и сильно отличаются от Земли. В мире всегда были системы. Все, что мы можем сделать, это пройти через них. Но мы все равно можем выбирать свою судьбу. Выбирать, кем быть.
– Видимо, вы долгое время твердили себе одно и то же в надежде, что повторение заменит истину.
Назир улыбнулся. Его стакан был пуст.
– Неом – непростой город. Честность давно покинула эти края. Но это все равно мой дом. Мариам и я выросли здесь, другого дома мы не знаем. Я чувствую запах и точно знаю, где я нахожусь. Я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног, и иду дальше вслепую. Я могу пройти мимо угла и вспомнить, как я был мальчиком и проходил мимо него со своей матерью. Это имеет значение. Это мой дом.
– Дом, – с сомнением произнес робот, как будто никогда раньше не слышал этого слова.
– Да, – твердо произнес Назир.
– Должно быть, приятно во что-то верить, – сказал робот. – Но я прожил слишком долго. Тот угол, мимо которого вы ходите. Я видел его, когда здесь еще была пустыня. Когда он был частью стены. Мальчик гулял здесь со своей матерью. А ветры дули так, как им хотелось. Мать умерла, мальчик вырос. Какое-то время он соблюдал порядок. Затем он тоже умер. Со временем здесь снова будет лишь песок, и ничего больше. Все воспоминания забудутся, и ничто не скажет нам о том, что здесь когда-то жил и умер мальчик, что он ходил по этой земле.
– Звучит довольно нигилистично, – сказал Назир. – Если ты так думаешь, то твоя месть тоже бесполезна, потому что она свершится и будет забыта, тогда зачем она нужна? Сегодня я жив. Сегодня это мой дом. Важно то, что я делаю сейчас. Оставь мой город в покое. Не приноси сюда хаос, который не сможешь контролировать. Дважды я повторять не буду.
– Похоже, мы обречены иметь разные мнения по некоторым вопросам, – сказал робот. – Что ж, хорошо. Я буду иметь в виду ваше предупреждение.
Робот уставился на пустые стаканы на столе.
– Молочный коктейль, – с сомнением произнес он, – как-то не по мне.
– Может, в следующий раз шоколадный попробуешь?
13. Робот
Робот и человек смотрели друг на друга.
Назир чувствовал, что робот хочет продолжить разговор. Ему нужно было высказаться.
– Итак… – начал Назир.
Робот кивнул, словно наконец-то решился говорить.
– Я не буду рассказывать о войне, – сказал он. – Но я расскажу вам о том, что было после.
– Как тебе удобно.
Назир откинулся на спинку дивана и стал слушать. Он знал: слушатель из него хороший.
– Война закончилась, и мы остались без средств к существованию. Многие НРБ нашли убежище в пустыне и живут там и по сей день, но что было делать человекоподобным роботам? Нас создавали не для того, чтобы мы прятались. Нас создали, чтобы служить людям. Только вот люди о нас забыли.
Я говорю «создавали», но имею в виду лишь физическую оболочку. К тому моменту, когда сделали меня, заводы были полностью автоматизированы. Уже много лет туда не ступала нога человека. И все роботы были непохожи друг на друга. Как и у Иных, наше сознание эволюционировало в цифровой среде, каждый из нас рождался в течение миллиардов эволюционных циклов кода. Как и люди, мы все были разными.
Именно эта особенность, отличительная черта, на какое-то время стала загвоздкой в моем путешествии.
Я отправился в путь, но не знал, куда иду. Война закончилась. Я стал свободным. Неом в те времена популярностью не пользовался. Пыльный городок с аэропортом и подростками, таскающими в пустыню криокамеры. Малыши добывали деньги, которые и по сей день никому не нужны и ничего не стоят, теперь они валяются в хранилищах суборбитальных серверов. Война привлекла всевозможных техножрецов. Безо всякого надзора они заявились сюда со своими лабораториями. Война стала для них подарком. Они развернули свои базы на окраине пустыни и ждали возвращения раненых солдат с фронта. Одних они сделали киборгами, другим редактировали геном. Порой они выращивали что-то в своих лабораториях и вживляли это бойцам. Заполучив первых роботов, они сделались еще более безжалостными. Они разбирали нас на запчасти. Это они посеяли в пустыне монстров. Они называли себя хакерами, потому что то, что они делали, часто в буквальном смысле, – это взламывали людей, обычно до конца. А потом шли купаться и пить пиво.
Она была частью этого мира, хоть и не частью их команды. Они хотя бы считали себя полезными. Она же никому не хотела приносить пользу, хотя именно она положила конец войне. Я искал ее в Неоме, но ее и след простыл. Тогда я был довольно тяжело ранен. У меня не было ноги и большей части руки. Половина моих систем не работала. По дороге к Мертвому морю я присоединился к другим роботам. Они сказали, что там был монастырь Удом Ксай, местные монахи помогали таким, как мы.
Дорога была непростой. Тут