– Опять же, Генрих, это ты, очевидно. – Криниты скрылись за холмом, где-то справа жужжал электродвигатель автомобиля, а слева раздавался звук чьего-то громкого разговора и смеха. Люди отходили от происходящего.

– Не я, – Вздохнул Ланге. – Артур назначил меня вице-президентом как лидера переходного времени. Однако в его последнем письме есть рекомендации, кого бы он счёл достойным преемником. Понятно, само собой понятно, что это не приказ, но мы ведь прислушаемся к мнению нашего друга Уайта?

– Почему бы и нет. Но… к чему ты? – в голову стало закрадываться сомнение. Уж не хочет ли Генрих Ланге предложить ему связать себя по рукам и ногам, надев ярмо политика? Да нет, ерунда полная!

– Ты знаешь, когда я думал о том, кто бы это мог быть, я предполагал, что выбирать людям будет проще всего из Ламбера, Кинга и… тебя, Дмитрий.

– Абсурд, Генрих! – Дима засмеялся. – Ну какой я президент? Вот Крис – тот смог бы, Айк, возможно, тоже…

– Я тоже склонялся к Кристофу, скажу честно. Мне кажется, он достаточно серьёзен, не такой…

– …Как я, – закончил за него фразу Дима. – И не такой воинственный, как Айк, очевидно. Ну и в чём вопрос?

– Дело в том… – Ланге снова замялся. – Нет, ты прав, я так же рассуждал, не обижайся. Но Артур… Он всегда видел людей иначе. И в его списке тоже оказалось три человека. На первом месте, как наиболее подходящая – твоя жена, потом ты, а последний – Кинг, с комментарием, что «двух американцев подряд, конечно, нежелательно ставить во главе всей расы Землян»…

– Генрих, ты прости меня, но Мари в президенты? – Дима пытался понять, что же двигало стариком Уайтом, раз он решил, что его супруга – лучший кандидат. – Дело не в том, что она женщина, это даже плюс. Но она… она… нет, мы только собрались завести ребёнка, понимаешь?

– Понимаю, понимаю, Дима. Поэтому звоню тебе, а не ей.

– Позвони Айку. Пусть будет два американца подряд, он вполне достоин. – Разговор начинал слегка напрягать.

– А теперь я тебе расскажу то, что Айзек передал Петру Григорьеву буквально несколько дней назад, – заявил Генрих. – Он очень сильно обеспокоен, что к вам, к Восьмёрке, какое-то особое отношение, зачастую незаслуженное. Словно из вас сделали идолов, ложных богов. И он именно поэтому жил максимально простой жизнью, не прося должностей, не пытаясь даже возглавить лабораторию. Ты понимаешь?

Дима понимал. Да, Айк и правда стал слишком простым. Куда делся его нрав капитана корабля, капитана, который готов был драться с ним за право лидерства в марсианской колонии? Кинг сосредоточился на семье, и лишь происшествие с «морлоками» заставило его ненадолго взять власть в собственные руки. Только по необходимости.

– Так вот, я уже позвонил Айку и спросил, что он думает о списке Артура… Он сказал, что президентом должен быть ты и только ты. И что он с радостью уступает тебе капитанское кресло, поскольку оно давно и заслуженно твоё. Это, как я понял, ваши старые шутки?

Так вот почему ты, дружище, сказал, что скоро им предстоит расстаться… Ты знал. Ты так устал от борьбы, что уступил. Только вот ты ошибся, Дмитрий Волков тоже устал. И тоже с радостью уступит… почётную обязанность.

– Да, Генрих. Это наши старые шутки, – неспешно, глядя в небо, ответил он.

– Дима… ты подумай, ладно? – умоляюще протянул Ланге.

– Я не знаю. Это нелепо, Генрих, ты же понимаешь? – он чувствовал, что ноет. – Ну какой из меня…

– А из Артура какой, а? Он – профессор, всегда держался от власти максимально далеко. Ну кто, если не ты, а?

– Крис. Ну или Джессика. Да и вообще, может, Айк прав, мы слишком переоценены, – вздохнул он.

– Подумай, прошу. Артур выбрал вашу семью. Вам и решать. Обсуди с Мари и потом перезвони мне. А я сейчас, пожалуй, пойду. – Ланге вздохнул. – У меня ещё столько всего, что нужно сделать. Пётр… тоже неожиданно… улетел… пропал. Он мне прислал свою книгу и объяснил главную идею. Мы уже вложили её в модель Хилл – Ланге, ну ты понял. Там такое! Настоящая бомба. Да и моя мысль с Галактической Ассамблеей! Её нужно как-то продвигать, Петру понравилась, как вариант Вечного Пата, я думаю, что…

– А что за идея? – Дима проигнорировал тот факт, что Ланге хотел уже уйти, мысль о Петре и гениальной идее заинтересовала его, да и то, что разговор сменил русло, тоже нравилось.

– Он заметил, что Несогласные вроде Зоама Ват Лура эволюционировали, сами того не осознавая. Вроде как столетия или тысячелетия без внешнего врага заставляют их правителей переключить внимание на свой народ, и он начинает страдать из-за собственных действий. Понимаешь? Эволюция эмпатии. Медленная, но верная. Мы заложили это в модель, и, о чудо, всё совпало и с тем, что происходило у расы Тиенн! Они изводили себя войнами и жестокостью правителей и в конце концов слились воедино на всей планете как основа для будущего Согласия! И З’уул… мы даже не знаем, может, за тысячи лет, которые их флот летел к нам, они стали более эмпатичными, а их потомки склонятся к тому, чтобы жить в мире!

Дима переваривал. Да, вполне в духе Петра Григорьева – искать добро в абсолютном зле. Ему не приходило в голову, так ли это, но он и сам не знал, почему Зоам Ват Лур не убил никого из заложников на Конкордии. Хотя мог. Просто они ему не мешали, и инопланетянин, хоть и обошёлся с ними жестоко, избивая и в итоге бросив в багажнике машины связанными, всё же оставил в живых. Хотя мерзавец без зазрения совести стрелял в него, в Шана, в Айка… нет, ему ещё далеко до Согласия.

Он вздохнул. Если так подумать, то сколько раз его соотечественники стреляли друг в друга? Ради царя, вождя, ради денег, власти, за веру, от страха. Чем они отличались? Разве на Земле мало тех, кто способен приставить пистолет к голове девушки ради «миллиона долларов и вертолёта»? Нет, Волков не стал меньше ненавидеть Зоама, такое было невозможно. Но вынужден был признать, что, вероятно, тот не столь жесток, как мог бы быть. Зло, но не абсолютное. А значит, надежда есть…

– …И если мы создадим