может ждать не просто титул – ему подарят Землю после завоевания! Он представил, как вернётся сюда и прикажет публично уничтожить потомков всех, кто мешал ему, а таких было немало. Зоам Ват разберётся с каждым. Сожжёт. Утопит. Заставит сражаться насмерть. Отправит солдатами на войны З’уул, получая ещё больше привилегий. Пусть они растят пищу и добывают минералы во славу Зу Вечного! И пусть все в итоге сдохнут, им не нужны такие нерадивые рабы, а планету заселят З’уул и на месте ничтожных городов создадут свою историю. Под управлением Его семьи. Зоам Ват снова смеялся, но уже без истерики. Всё будет так, как должно быть, никто не сможет их остановить.

Шаттл услужливо сообщил о достижении нужной точки, как он и требовал. Зоам Ват отдал приказ выпустить его, дверь раскрылась, и он вышел на поверхность Марса. Так. Низкая гравитация, купол, всё как и предполагалось. И вот он стоит, красавец-корабль Кен-Шо. Зоам Ват Лур поневоле залюбовался будущей добычей. Нужно было с самого начала двигаться по такому плану. Дело за малым. Тут никто не знает, что он из З’уул. Играй роль, только помни, что Зак Лукас уже мёртв. А кто же он тогда?..

– Добрый день… эээ… – к нему шёл мужчина, высокий и улыбающийся. Судя по данным, это Айзек Кинг. Надо же, личная встреча. Стоило бы его убить, но пока нельзя.

– Грин. Агент Кевин Грин, АНБ, – улыбаясь в ответ, он отдал честь и протянул руку. – Айзек Кинг? Это честь для меня познакомиться лично, – новое имя он не успел придумать и, чтобы не растеряться, использовал своё альтер-эго из ЦРУ. Почему назвался агентом нацбеза – и сам не знал. Ну да ладно, он тут ненадолго.

– Взаимно… – пожав ему руку, слегка растерянно ответил Кинг. – Агент Грин, нас, видимо, забыли уведомить о вашем прилёте. Полковник Уэст говорил, что кто-то прилетит ему на смену, но мы ждали вас позже, и Ричард Хейз не сообщил ничего.

Вот же чёрт. Ну да ладно, просто выкрутись, тебе недолго придётся играть роль.

– Ох, мы можем прямо сейчас с ним связаться. Возможно, они закрутились из-за суеты. Вам не сообщили?

– Да нет, звонить не надо. А о чём нам должны были сообщить? – склонил голову влево Кинг.

– Разоблачили генерала Харриса. Он оказался кротом в КАС. Меня срочно отправили следить, чтобы его агент тут не начал устраивать диверсии или убивать. Агент Коллинс поделилась подозрениями, сама прибудет чуть позже, – хорошо, что он назвался агентом АНБ, а не ЦРУ!

Эти слова взбудоражили и одновременно успокоили Кинга. Он вздохнул не то от облегчения, не то от осознания тяжести происходящего.

– Что ж, пойдёмте, представлю вам Артура Уайта и других членов миссии. Будьте аккуратнее, не упадите, тут многие валятся с ног после Земли. Идите шаркающим шагом, неспешно.

– Спасибо за предупреждение! – Зоам Ват Лур и правда был благодарен, ведь чуть было не попался на том, что свободно чувствует себя при низкой гравитации. – Давайте встретимся с профессором Уайтом, он, может, помнит меня со времен работы на Земле, я-то его отлично помню… – инопланетянин нарочито закашлялся, чтобы Кинг подумал, что он был в команде Коллинс и Джулиани, арестовавших Артура в те давние добрые времена. – Полковник, тут у вас так… необычно. Этот купол, Марс, корабль Кен-Шо… Красота! – он показушно восхищался, не забывая спотыкаться, чтобы казаться новичком.

– С удовольствием потом устрою для вас экскурсию, познакомлю вас и с Вол-Си Гошем, – ответил тот, подхватывая «агента Кевина Грина», когда он «споткнулся». Браво, Зоам Ват Лур. Все же ты – отличный шпион. Кинг сам приведёт тебя к кому нужно. А потом просто нужно будет быстро убить одного, захватить другого и угнать корабль. Всё складывается как нельзя лучше.

Глава 25. Пётр Григорьев

…Григорьев понимал и принимал две вещи. Первая заключалась в том, что жизнь, которую он уже прожил, была интересной, была важной, была стоящей. А значит, умирать не жалко, не страшно.

Второй было то, что он мог сделать ещё многое, что жизнь продолжалась, что он стоял на пороге удивительного и ещё более значимого. Следовательно, жалко и обидно перестать жить именно сейчас. Но выбора не осталось.

Сидя на полу в тёмном туалете, ощущая вязкую горячую кровь, слыша бешеный ритм сердца, пытающегося качать и качать, чтобы успеть насытить мышцы, мозг живительным кислородом и энергией для последнего рывка и в то же время ускоряя потерю крови, теряя сознание от боли и эмоционального перенапряжения, он делал то, что мог делать как философ. Пётр рассуждал и вспоминал. Улыбка воцарилась на его лице. Он знал, что никто её не увидит, но ему было достаточно того, что он сам знал, что улыбается…

* * *

Спустя всего лишь несколько дней после чудесного исцеления он решил, что ничего не станет менять в своей жизни. Можно было стать испуганным и замкнутым. Можно было, наоборот, искать в жизни прекрасное и радоваться каждой мелочи. Но Пётр просто продолжил жить и работать, словно произошедшее с ним оказалось лишь экспериментом, за которым он наблюдал и сделал выводы; словно всё случилось не с ним, а с каким-то другим человеком, героем прочитанной книги. Так было правильно, и он чувствовал это всеми струнами души. А как иначе? Томасу, старому доброму Томасу, не повезло, к нему помощь не подоспела. Петру был дан шанс. Как воспользоваться им – решать ему. И он продолжал жить, как ни в чём не бывало.

Его мало волновало расследование покушения, хотя, само собой, он дал все показания. Просто Григорьев считал, что должен быть выше этого, должен продолжать свой жизненный эксперимент, наблюдая за самой сущностью бытия и фиксируя разумом то, что творилось вокруг и внутри него. Он не стал никого подозревать, хотя при этом осознавал, что тот, кто пытался убить его, жил где-то по соседству.

Являлся ли потенциальным убийцей милейший Юсуф Демир, всегда вежливо приветствовавший его, или Ральф Шмидт, замкнутый и нелюдимый, готовый спорить по любому поводу, противопоставляя личное восприятие Согласия тому, какое он, Пётр Григорьев, пытался узреть и интерпретировать для грядущих поколений – ему было неважно. Какая разница? Придёт время, и следователи разберутся, кто виноват.

Было ли ему страшно, что он всё ещё под ударом? Возможно. Но страх всегда жил рядом с человеком разумным, без страха человек превратился бы в робота. Страх за себя, за близких, за будущее, за дело, за идеалы – неважно, чего именно ты боялся, главное, какой вывод из страха ты делал и как действовал. Пётр просто жил вопреки. Так казалось правильно и необходимо.

«…Человек, сумевший воспитать в себе личное восприятие ценности каждого индивида, является