Крики «Слушайте, слушайте» и хлопки от дополненных сотрудников в зале.

– …и думаю, что наша компания обязана расследовать подобные случаи, – договорил он. – Дискриминация – теперь она бывает не только расовой. Люди смотрят и на то, из чего сделаны твои части тела.

В ожидании ответа Джулиуса наступила тишина. Дополненные практически оцепенели.

– Я искренне сожалею насчет твоей жены, – ответил Джулиус. – Ваас? Ваас, если пришлешь медицинские счета своей супруги, мы добавим ее к нашему плану страхования.

Затем он повысил голос:

– Это касается всех, у кого есть близкий человек, получивший замену утраченной конечности. А вообще-то, просто назовите нам больницу, и мы сразу же наладим с ней интеграцию. Мы довольно тесно сотрудничаем с Kissling Labs, а значит, можем оснастить их лучшим оборудованием в стране. Прямо сейчас. Ваши семьи, они часть нашего общего пути. Мы никого не оставим за бортом.

– Ну ни хрена себе. – Вурт широко улыбнулся и присвистнул в знак восхищения.

– Что касается падения номера. Замечание весьма здравое, но у меня есть хорошая новость: алгоритмический отдел уже работает над этим. И даже больше того: мы учитываем не только механические конечности. Мы смотрим на неравенство как таковое: раса, вероисповедание и даже такие глупости, как географические стереотипы. В мире такого полным-полно; сегодня я не собирался заводить об этом речь, но поверьте мне на слово: я обещаю, что мы устраним социальное неравенство уже в следующих обновлениях. Если ты темнокожий мусульманин, это не значит, что для достижения своих целей ты должен трудиться вдвое больше других…

В ответ послышалось тихое бормотание – нечто среднее между изумлением и восторгом.

– Будь ты черным, будь ты белым, будь ты азиатом, будь ты латиноамериканцем, будь ты человеком… – пересиливая шум, продолжил Коммон. Затем он умолк, и мы стали ждать. Мало-помалу мы затихли, глядя на него, как ватага детишек смотрит на своего отца.

– Мы. Устраним. Неравенство, – в гробовой тишине повторил Джулиус Коммон. – На это может уйти год, может – два, а может – и пять. Но мы изменим мир. Так вот, если кто-то придет к нам и скажет, что мы творим зло, что ж… – Он улыбнулся своей акульей улыбкой и развернул ладони внутренней стороной вверх. Его руки были обнажены; по одной из них змеилась та странная надпись. MEMENTO MORI. – Вы ответите, что мы все равно сделаем мир лучше, хотят они того или нет.

Глава 8

За прошедшие годы многие люди спрашивали меня, в какой момент у меня появилось ощущение, что мы сбились с пути.

Но, говоря по правде, такого момента просто не было. В колледже каждый из нас сталкивался с понятием «точки невозврата». У него много названий – каскадная теория, сход лавины – но все сходятся в одном: это момент набора критической массы, момент, к которому незаметно ведут все предшествующие события, момент, после которого все просто ломается.

Суть точки невозврата в том, что ее невозможно предугадать заранее. И если говорить начистоту, то я и сейчас не до конца уверен, что наш путь оказался ошибочным.

Оглядитесь. Мир, в котором я рос, был жесток. Когда-то смертность в результате убийств составляла семь человек на каждые сто тысяч. Среднестатистический американец на минимальной оплате труда едва мог прокормить себя консервированной едой. Ради частных состояний, выстроенных на нефти, погибли миллионы людей. Богатые мужчины и женщины правили миром из корыстных соображений. Идиоты и шарлатаны получали места в парламенте, а потом устраивали пожар мирового масштаба. На бумаге у нас было все: сдержки, противовесы, свобода, демократия, но жизнь человека все равно была сродни рабству.

А теперь посмотрите, в каком обществе мы живем сегодня. Правительственные чиновники несут ответственность за свои поступки. Преступность практически исчезла. Каждому человеку в рамках системы гарантируется базовый доход, образование и жилье. Даже школьная травля ушла в прошлое, благодаря алгоритмам, обеспечивающим мгновенные социоэкономические последствия.

Карма.

Хорошо ли это? Нет. Формально цифровое королевство – это все равно королевство. А Джулиус – по крайней мере, в моей книге – настоящий тиран. И все-таки следует признать: эти методы работают. Мы не живем в утопии, но это лучшее из того, что у нас есть.

Однажды в 2033 году Вурт плюхнулся в мое кресло.

– ООН в деле, – объявил он.

– ООН? В смысле ООН? В каком деле? – спросил я, сосредоточенно изучая наши стратегические схемы, они же планы битвы.

В течение многих лет Организация Объединенных Наций, это грандиозное институциональное фиаско, формулировала перечни «целей», которые с каждым десятилетием становились все более туманными и бесполезными – полные надежд мольбы о «прекращении мирового голода» и «предотвращении преступлений на расовой почве». Тем временем за закрытыми дверями Америка и Китай угрожали снести друг другу крышу, а на громадных территориях Ближнего Востока продолжали рубить головы неверным. Небольшая часть организации явно держала нас на прицеле еще со времен неразберихи вокруг Великобритании и Ларса Кёнига. Последний список дополнений, которые Джулиус внес в «Номер», стал главной новостью дня, и они захотели с нами работать.

– И какая нам от этого польза?

Вурт оглядел список.

– Целое столетие данных? Легитимность? Доступ ко всем крупным политикам в мире? Мы станем лицом для одной из их маленьких стратегических задач, а они в кои-то веки скажут, что у них хоть что-то получилось.

– Звучит как сделка в стиле Джулиуса, – заметил я. Для политических фокусов, которые умел выкидывать Джулиус, у нас был особый жаргон.

– Это и есть сделка в стиле Джулиуса, – подтвердил Вурт.

– Ну ладно, – ответил я, и мы отправились на встречу с представителями ООН.

Большинство из них были безликими и взаимозаменяемыми, но отличались громадным рвением. Мы в подробностях описали им ситуацию, а они, в свою очередь, ответили, что мистер Коммон упомянул о разнообразных вариантах сотрудничества. Верно, согласились мы, и отвезли пару из них в Долину, потому что дела стали принимать непростой оборот.

Обновление под названием «Неравенство» произвело эффект атомной бомбы.

Позвольте обрисовать вам, в каком положении находилась компания незадолго до его релиза. Количество наших пользователей составляло чуть больше 800 миллионов; у нас были филиалы в Соединенных Штатах, Лондоне, Париже, даже в Женеве. Люди, которые работали в NumberCorp с самого начала, теперь возглавляли собственные команды.

В США группа Элиши Рэндом довела до совершенства систему университетских приемных кампаний. Теперь для получения стипендии одного низкого номера было недостаточно; университеты уровня Гарварда вводили собственные