Мазин отбил мой меч своим, и его грубая сила превзошла мою. Я бы никогда не смогла победить его, полагаясь лишь на силу, но я была быстрее и умнее: моя тактика всегда заключалась в том, чтобы взвесить слабости противника и использовать их себе на пользу. Мазин рубанул воздух перед моим лицом, пытаясь скорее оттолкнуть меня от себя. Но я отскочила назад и выставила клинок.

– Ты думаешь, я не понимаю? – Его голос звучал гортанно, его лицо оказалось совсем близко от моего, когда наши мечи соприкоснулись в молчаливой борьбе. – Ты думаешь, я не оплакивал смерть твоего отца, как и ты? Я любил его как родного.

– И все же твоя преданность Вахиду говорит об обратном.

– Я думал, что смогу уничтожить его! – закричал Мазин и оттолкнул мой меч.

Я опустила его.

– Я думал, что смогу подорвать влияние императора на севере смертью их любимого военачальника, а затем наконец отобрать у него трон.

Его глаза лихорадочно блестели, а губы были в крови. Я мрачно улыбнулась ему:

– Итак, мы наконец докопались до истины. Ты хотел заполучить трон, а не защитить свою сестру. Не отомстить. Тебя интересовала только собственная выгода.

– Я хотел отомстить, – прорычал он, и эти слова эхом отозвались в моем теле, как будто я сама их произнесла.

Потому что я уже их произносила.

– Я хотел отомстить за свою мать. И посмотри, чего это мне стоило. Скажи мне, во что тебе обходится твоя месть? – Он бросил меч на белый мрамор, затем расстегнул золотые застежки своего шервани и снял его. Под ним была белая курта, уже насквозь промокшая от дождя. Ткань прилипла к телу, словно вторая кожа, и я увидела шрамы под ней, практически ощутила их выпуклость кончиками пальцев.

Во что тебе обходится твоя месть?

Он упал на колени и стал смотреть на меня снизу вверх, словно ожидая своей казни:

– От меня осталась только оболочка того, кем я был, из-за того, что я сделал с тобой. Из-за того, что я сделал с твоим отцом. Но Вахид по-прежнему сидит на своем золотом троне. После всего, что он вытворил, он по-прежнему правит империей.

Он приложил мокрую руку к груди. Дождь поутих, превратившись в мелкую морось.

– Ты думаешь, я не чувствовал себя так, словно у меня из груди вырвали сердце, когда тебя забрали? Каково, по-твоему, мне было знать, что ты у них, знать, что ты в тюрьме, и осознавать, что я ничего не могу сделать?

Мой меч был неподвижен. Я попыталась заставить свои руки двигаться, броситься вперед и пронзить его грудь за то, что он сделал со мной, отправив меня в ту тюрьму. Но что-то меня остановило. Он опустился передо мной на колени, обнажая все, будто между нами не было ничего, кроме этой правды, этой схватки, этого общего горя. Он сказал, что не предавал меня, но, даже если это правда, он бросил меня, чтобы отомстить. Разве это лучше?

Я подняла меч с криком, который пронзил меня насквозь, в моем теле, подобно бешеной реке, бурлили ярость, обида и мучение. Однако Мазин не шевельнулся. Он смотрел на меня темными глазами так, словно был совершенно согласен с тем, что я собиралась сделать, – даже если я ударю его клинком в сердце.

Мои руки болели и застыли, не в силах пошевелиться. Во что тебе обходится твоя месть? Нур говорила что-то подобное, но я не слушала. Я чувствовала, как буря магии джинна все еще разжигает мою кровь, и я понимала, что мне не обязательно сражаться с Мазином мечом, чтобы убить его. Я могла бы лишить его жизни одним щелчком пальцев. Меня охватила темная ярость и стала управлять моим мечом, как будто я стояла на вершине горы и была готова нырнуть в небытие. Теперь я находилась в точке невозврата: сила магии джинна была настолько велика, что не давала мыслить здраво, жажда крови захлестывала меня.

– Дани, я люблю тебя.

Я закрыла глаза, желая, чтобы он никогда не произносил этих слов. Они вернули меня к самой себе, к тому, кем я была на самом деле до всего этого – до смерти моего отца, до того, как все, что я знала и во что верила, было разрушено. А как насчет того, что я сделала? Кем я стала, чтобы победить его?

Мой клинок дрогнул.

– Дани, – произнес он тихо – так тихо, что я едва расслышала его из-за дождя, – мне очень жаль.

Я опустила руки. Меч со звоном ударился о каменный пол. Колени подкосились, и я опустилась на землю внутреннего дворика. Вокруг нас по-прежнему лил дождь.

– Дания.

Голос Мазина пронзил меня насквозь, потому что, как бы я ни старалась убежать от него, отмахнуться от него, отомстить ему, половина моего сердца все же принадлежала ему. Даже несмотря на то, что он вырвал его, оно все равно принадлежало ему, и я не могла не отдать его ему.

Он подошел ко мне, раскрыв ладони. И я взяла их.

Сорок семь

Его руки были теплыми, несмотря на дождь, и, несмотря на то что меня переполняли эмоции, мне все равно было приятно прикасаться к нему. Его пальцы переплелись с моими, и я закрыла глаза от этого ощущения.

– Почему я не могу убить тебя? – Мои слова прозвучали отчаянно, дико, в них не было и следа той злобы, которую я чувствовала до этого. Хотя в моих жилах все еще текла сила джинна, она казалась какой-то приглушенной.

– По той же причине, по которой я не мог нормально спать весь прошлый год. Потому что, когда я засыпаю, я всегда вижу тебя. Когда я дерусь, у меня в голове звучит твой голос. Мы – часть друг друга. Дани, я не могу просить прощения за то, что сделал. Я должен был бороться за тебя. Я должен был поставить тебя выше своей жажды мести. – Он сглотнул и закрыл глаза. – Я думал, что смогу сделать больше, чтобы помочь тебе. И да, я хотел отнять власть у Вахида. Я хотел, чтобы он узнал, каково это – быть бессильным. Но я не должен был ради этого жертвовать тобой.

Он был так близко, что я почти ощущала вкус капель дождя на его губах, но мои мысли и чувства по-прежнему были в раздрае. Кем я была без своей мести? Должно быть, я произнесла