– И знаешь, что нашел в лекарских книгах? Весьма любопытную информацию.

Мое сердце упало куда-то в пятки. Архив. Книги. Официальная медицина считает, что нет лечения. Я знала это. Знала прекрасно.

Закрыла глаза на долю секунды, собираясь с силами. Кончилась игра в кошки-мышки.

– И что же ты узнал, господин инквизитор? – спросила я, открыв глаза.

Голос был тихим, но ровным. Я смотрела ему в лицо.

– Что не существует лечения от яда таргарского паука. Никакого. – Он произнес каждое слово отчетливо, как приговор. – А это ведь был он? Все как в тумане, но я отчетливо помню твой голос: «Таргарский паук. Яд.»

В серых глазах мелькнула боль. Истинная, человеческая боль за погибшего товарища.

– Келлен был ранен в то же время. Не глубоко. Такая царапина не может свалить здорового мужчину. Он шел сам, Тея! А умер в муках, потому что... потому что официальная медицина бессильна! – Последнее слово прозвучало как плевок. – Но я жив. Почему? Как ты меня вытащила с того света?

Повисла тишина. Я слышала треск углей в камине и бешеный стук собственного сердца. Страх парализовал. Но сильнее страха вдруг оказалась усталость. Усталость от лжи, от страха, от ожидания. Эшфорд стоял передо мной с болью за друга в глазах. Он заслуживал правды. Пусть она даже сожжет меня.

Подняла голову. Встретила его взгляд – ждущий, полный неразрешенных вопросов.

– В книгах твоих лекарей не вся правда, – начала тихо. – Рецепт, он существует. Но он не для всех.

Вздохнула и посмотрела на угли, на крошечные красные огоньки, которые сейчас были элементом уюта, а дай разгуляться огню - и могут погубить за считанные минуты.

– Я использовала то, чего нет в официальных книгах, – сказала тихо, глядя не на него, а куда-то в пространство за плечом Эшфорда. – И не может быть. Ведь главный ингредиент в этом рецепте волос ведьмы.

Я ждала взрыва. Гнева. Какого-то резкого действия.

Инквизитор замер. Лицо стало каменным. Только глаза сузились до щелей.

– Сколько у тебя их еще? – спросил он неожиданно тихо, но с такой опасностью в голосе, что я вздрогнула.

Моргнула.

Не поняла?

– Чего? – вырвалось у меня.

– Волос. Ведьминских волос. – Он сделал шаг вперед, его рука непроизвольно сжалась в кулак. – Отдай их все.

«Все волосы?» - Мысль пронеслась дикой, нелепой молнией.

Он что, обезумел? Думает сжечь меня за ведьмовство и требует, чтобы я сама отдала ему все волосы? Ну, и наглость!

– Ты с ума сошел?! – зашипела я, отступая.

– Опасно такое хранить дома, Теяна! – Эшфорд шагнул вперед. Его голос зазвучал резко, с неподдельной тревогой. – Если воины Святого Ордена придут сюда с обыском и найдут волос ведьмы...

Он сделал выразительную паузу.

– Они не станут разбираться, чьи они. Они сделают ведьмой тебя. Ты думала об этом? Думала?! – Его пальцы сжали мои плечи, не больно, но достаточно сильно, чтобы вырваться даже мысли не возникало. – А если какие-нибудь соседи или твои же пациенты узнают и проболтаются? Увидели, услышали... Тебя сожгут на площади как колдунью, даже не выслушав! Ты понимаешь, что ты рискуешь?! Я такие случаи видел! Не раз!

О, богини. Он не понял! Совсем. Этот казалось бы такой осторожный, догадливый инквизитор искренне верил, что у меня хранятся чужие волосы. Что я покрываю кого-то. Беспокойство Эшфорда было настоящим, желающим оградить от беды. Это было так нелепо и так трогательно, что у меня перехватило дыхание. Он не видел врага перед собой. Он видел женщину, попавшую в опасную ситуацию.

– Кого ты покрываешь? – Настойчиво, почти жестко. Он встряхнул меня за плечи. – Кто она? Твоя подруга? Знакомая? Говори! – Глаза горели требованием.

– Чей волос был в лекарстве? – Блэкторн наклонился чуть ближе, его дыхание коснулось моего лица. – Скажи мне, кто это. Не стоит рисковать собственной головой. Кто бы там ни был.

Бесконечно. Пусть этот миг длится бесконечно.

Борьба. Страх. Усталость. И странное, щемящее чувство нежности. К этому пытающемуся меня защитить мужчине.

Сказать как есть? Ведь он не отстанет? Так ведь?

Я глубоко вдохнула. Подняла голову. Взглянула ему прямо в глаза.

– Ничей, – прошептала я. Потом громче, четче: – Это мой волос.

Тишина. Абсолютная. Казалось, даже очаг перестал потрескивать. Его лицо, оно преобразилось. Сначала простое непонимание, как если бы я сказала, что трава синяя. Потом медленное осознание. Шок. Неверие. Взгляд Эшфорда скользнул с моего лица на мои волосы, потом обратно.

Сомнение, борьба с очевидным. Ему, инквизитору, воспитанному на догматах о нечисти ведьм, было невероятно трудно примирить образ живой, дышащей, спасающей жизни женщины с тем ужасным созданием, которое рисовали проповеди. Я видела, как в его глазах рушились стены предубеждений, как трескался лед недоверия.

– Твой, – он просто повторил эти слова, пытаясь свыкнуться с реальностью.

Блэкторн смотрел на мои волосы, густые, рыжие с огненными бликами в свете заката. Смотрел, как впервые.

Что-то внутри меня оборвалось. Адреналин, страх, нежность, безумие ситуации – все смешалось. Я сделала шаг вперед. Быстро, неожиданно для самой себя. Схватила его руку – большую, сильную – и прижала ладонь прямо над бешено колотившимся сердцем.

– Ну? – спросила я, сдерживая дрожь в теле, чтобы не казаться слабой или жалкой. Пан или пропал. Сейчас все решился, принимает ли он меня такой. – Что думаешь, инквизитор?

Я прижала его руку сильнее, заставляя его ладонь почувствовать бешеный стук моего сердца сквозь ткань платья.

– Не бьется?

Это был вызов. Напоминание о его же словах, о про ведьм с камнями вместо сердец.

– Мое сердце – камень? Я тебя спасла, вообще-то. Даже зверь не укусит того, кто его однажды спас.

Голос сорвался на почти разочарованной ноте.

Глупо. Так глупо.

Эшфорд не отдернул руку. Я чувствовала его тепло. Его зрачки расширились, поглощая стальную радужку. Дыхание участилось. Смущение, чисто мальчишеское, мелькнуло и исчезло на обычно непроницаемом лице.

– Я сейчас не об этом думаю, Тея, – пробормотал он, двинув бровью.

– Мы сейчас о серьезном! – возмутилась я, внезапно осознав двусмысленность позы, его руку на моей груди.

Гнев вспыхнул. Я резко отпустила его ладонь.

– Заправь своего дружка в штаны и сосредоточься! – бросила я разгоряченно.

Он думает о плотском. Сейчас! Когда речь о жизни и смерти!

Уголки мужских губ дрогнули. В глазах вспыхнул