– Бородач, ты Годрик? – мой голос гремел под низкими сводами.

Старик вздрогнул, обернулся. Увидев меня, мое лицо, искаженное гневом, но не испугался, а лишь устало вздохнул.

- А Вы кто? И почему Вы мне тыкаете?

- Инквизитор Блэкторн. Из столицы. Это город. – показал крышу домика, чтобы этот полоумный дед пробудил остатки своих извилин и начал соображать. – Вас на периферии вообще не учат что ли? Просто надел халат, сел и ты доктор?

– Да как Вы смеете? Кто Вы такой? – обиженно протянул дед.

– Инквизитор Блэкторн. Уже знакомились. Запускай давай уже серое вещество у себя в голове. Что ты там сделал с Келленом?

Старика трясло толи от того, что я на него накричал, толи от того, что это было уже старческое. А возможно, он любил пропустить по рюмашке, другой.

- Келлен?

О, богиня, он уже не помнит пациента, которого убил вчера. Прибери же его в свои чертоги! Ему самому давно пора.

Вслух же я был галантен.

- Вчера, Вы уважаемый, получили парня с царапиной на груди. Неглубокой такой. Чудодейственные знания вот, применив, отправили его прямиком в гроб. Вот кто такой Келлен.

- Яд таргарского паука. Я помню того молодого человека, - хвастался своей памятью старик. Он таял буквально у меня на глазах.

- Может надо было что-то сделать? Энциклопедию открыть? Позвать тех, кто еще читать может оттуда? – поддел я.

- Нет такого способа, чтобы вылечить от яда таргарского паука, - завопил дед.

- Может ты его нигде не читал, потому что учился век тому назад? В архив заглянуть можно было. Идти отсюда, конечно, далеко. Но тебя, душегуба, вообще не колышет эта тема?

В глазах доктора появились слезы. Он смачно чихнул и сморкнулся заодно в большой расписной синий платок, положил его в подозрительной близости ко мне – словно дарит. И добавил своих ученых бредней.

– Юноша, я мог лишь констатировать факт смерти и попытаться облегчить агонию. Яд таргарского паука, попавший в туловище или голову, не оставляет шансов. Никаких. Никогда. Это аксиома.

Старик потер переносицу.

– Я промыл рану, дал успокоительное, чтобы он не мучился. Больше я ничего не мог сделать. Никто не мог. Смерть в данном случае - это милость.

– Милость? – я засмеялся, и смех мой звучал дико. – Келлен был молод! Силен! Его рана не была смертельной сама по себе! Ты просто шарлатан! Удавка по тебе плачет. Найду способ и ткну свою бородатую морду прямиком в книгу.

Годрик взглянул на меня с внезапной остротой.

- Книга, я перечитал сотни тысяч книг.

- Только в минувший четверг, - подсказал ему я, как бы звучало более «реалистично».

- Вы не оставляете мне даже способа объясниться. Вы ведь не доктор. И сами не были ранены таким образом. Что Вы можете знать о подобном? Практика носит редкие имена выживших.

- Я развел руками. Потому что они Вас не встретили?

Эскулап поморщился, но решил, что, если я перешел на Вы, значит он уже заслужил мое уважение, после через показал на моих руках свой излюбленный прием – ампутации. Его ладони резко прошлись вдоль локтевого сустава, голосом зычно он крякнул «хы, и нет ручек».

- Нет, ручек, в которых яд, и нет яда.

- Я если в голову укусили, Вы так же их отрезаете?

Дед поцокал языком.

- Это, милый юноша, смертный приговор. Не всех богиня Ветна долгими годами жизни жалует.

- И Вы религией им объясняете, что пора туда? – спросил я.

Дед насупился. Видимо, я попал в его болевую точку.

- Ну, поначалу никто не хочет верить, что неутешительно болен, но свет богини впереди, да молитвы, утешают лучше, чем ничего.

«Подкинуть бы ему такого паук в трусы. Мигом бы вспомнил, какой рецепт лечит, а какой калечит. И вряд ли бы себе отрезал то самое.

– Вы просто бездарный и беспомощный старикашка. Если когда-то к Вам принесут мое бессознательное тело, я запрещаю себя лечить, потому что Вы не лекарь, а гробовщик. Выпученные глаза Годрика старались передать мне всю ненависть, что родилась в его душе, но она даже не шла в сравнение с моей. Я не стал задерживаться в этом месте.

Несправедливо. Слово жгло изнутри. Мы сражались с одним чудовищем. Оба были ранены его когтями. Оба отравлены одним ядом. Я выжил. Келлен – нет. Почему?

Потому что я добрался до дома травницы, а он – до казенного лазарета? Потому что она знала, а этот седой могильщик – нет? Ярость, направленная на лекаря, сменилась бессилием что-то изменить и чувством вины. Я злился на себя. И на Тею почему-то. Она спасла меня. Но какой ценой? Какими методами воспользовалась, если под давлением этот старикашка не вспомнил ни один рецепт?

Мне нужно было понять. Разобраться в этом яде. Проверить слова старика.

Я направился в архив. Он располагался в старой башне у городской стены. Помещение заставленное до потолка стеллажами с ветхими фолиантами, свитками и кипами неразобранных бумаг.

За главным столом, освещенным единственной масляной лампой, сидел не старый, полуслепой Хегберт, а молодой человек. Лет двадцати пяти, не больше. Худощавый. Темные, аккуратно подстриженные волосы. Лицо – бледное, нездорово бледное, как у человека, редко видящего солнце, почти прозрачное. Но больше всего поражали глаза. Большие, широко расставленные. Серые. Бездонные. Они поднялись на меня, встретив мой взгляд с вежливым, но абсолютно отстраненным любопытством. Ни страха перед инквизитором, ни подобострастия. Пустота.

- Где Хегберт? Что уже помер?

- Здравствуйте! Никак нет. Старший архивариус Хегберт прихворнул. Я, Йорген, его помощник. – пояснил сотрудник архива. – Как я могу к Вам обращаться?

Йоргенов в Эдернии водилась уйма. Ну, хоть не забуду его имя. Вдруг еще возвращаться. Уже с дедом. Чтоб ткнуть бородой в трактат, который он в глаза не видел.

– Инквизитор Блэкторн.

– Инквизитор Блэкторн, здравствуйте. – сказал он, вставая. Движения плавные, бесшумные. – Чем могу быть полезен? – Голос тихий, ровный, монотонный.

Не уснуть бы!

Его внешность… не хотелось бы мне часто встречаться с этим типом. На рыбу похож. Скользкий с большими глазами, которые чуть ли не на ушах.

– Мне нужны все материалы по ядам,