Вздохнув, Антония вышла из уборной.

– Олаф, как ты меня терпишь? – поинтересовалась она, пока дворецкий помогал ей дойти до постели.

Антония имела в виду внешность, но, похоже, мужчина понял ее превратно. От него пришел такой коктейль удивления, недоумения и чего-то еще, напоминающего нежность, что Антония споткнулась. Дворецкий, подхватив хозяйку на руки, донес ее и уложил в постель.

– Я имела в виду, что выгляжу неважно, – пробормотала Антония, пытаясь оправдаться, а потом мысленно на себя шикнула и отругала.

Она ничего не сказала и не сделала, за что следовало бы извиняться. А в остальном она ни перед кем отчитываться не обязана.

Олаф пожал печами.

– Не столь важно, как вы выглядите, миледи. Утренние пробуждения, когда я вижу вас заспанной, со следами подушки на щеке и в пижаме, вас не смущают. Так что же изменилось теперь?

Антония вынужденно признала, что ничего.

Она выяснила, что ее привезли вчера вечером на лекарском автомобиле, оставили указания по лечению и за отдельную плату предоставили все лекарства. Переодел ее сам Олаф, лекарь в его присутствии поменял повязки и показал, как и что делать.

Дворецкий раздвинул шторы, за которыми прозрачно-голубое, какое бывает только ранним утром, небо умывалось лениво проплывающими облаками. Антония едва не упала с кровати, когда увидела такой знакомый, но явно свежий букет в вазе на окне. Олаф пояснил, что его принес утром курьер без каких-либо пояснений и обратного адреса. У Антонии внутри заворочалось что-то уютное и пушистое, как ей самой показалось. Ощущения были странными и непривычными, хотелось прикасаться к цветам и вдыхать их аромат. Сначала Антония воспротивилась этому порыву, потом все же не выдержала и попросила переставить вазу поближе, на тумбу.

За разговорами подошло время обработать пострадавшую кожу. Олаф настоял на том, чтобы помочь хозяйке переодеться и сменить повязки. Антония сначала согласилась, но после того, как дворецкий обработал ей руки, все же попросила позвать его мать, госпожу Сору. Одно дело, когда Антония по утрам в пижаме и здравом уме, и совсем другое – такая беспомощная и практически голая.

Госпожа Сора пришла на удивление быстро. Стала причитать что-то утешающее, заверять, что волосы обязательно отрастут, а кожа совсем скоро снова побелеет, после мазей с магической составляющей никаких шрамов не останется; и что нет ничего непоправимого, что Антония молодец, так хорошо держится и все терпит, и что работа у нее очень опасная, и что такую умницу, как она, нужно беречь… Антония видела, что женщина просто отвлекает ее разговорами, пока морщинистые руки на удивление легко и почти безболезненно втирают мази в пострадавшую кожу. Но еще Антония чувствовала, что мать Олафа говорит искренне. Почему-то захотелось расплакаться. Все же сдержавшись, Антония поблагодарила госпожу Сору за заботу и пообещала себе заказать для старушки хорошую пряжу для вязания. Как-то раньше она упустила из виду этот момент.

* * *

На следующий день Антония нашла в себе силы принять душ, вымыть голову и более-менее привести себя в порядок, для чего снова пришлось позвать госпожу Сору. Йорка решил в меру сил помогать хозяйке и весь день приносил Антонии подносы с едой, а еще нарвал в саду цветов, за что получил по шее от Виттора. Олаф привычной, почти неощутимой тенью постоянно был рядом.

В обед по амулету с ней связался Вик, коротко поинтересовался здоровьем и передал от всего отдела пожелания скорейшего выздоровления. Антония поблагодарила его и передала привет остальным коллегам. Вспомнив про букет, девушка связалась с Лендером, и уже к вечеру механический курьер доставил от него новый набор амулетов и реактивов. Антония показала Олафу, как всем этим пользоваться, и попросила проверять посылки еще и этими методами – предыдущий амулет мог обнаружить меньше вариантов потенциальных опасностей.

Как оказалось, Антония не зря озаботилась своим внешним видом, ибо к вечеру объявился Шаттон, как он выразился, «навестить коллегу». Навестил он почему-то с цветами и пакетом сладостей под мышкой, что Антонию немного повеселило. Он ответил на ее вопросы и поделился новостями.

Шаттон рассказал, что преступника поймали. Вернее, подобрали под окнами горящего дома – мужчина буквально уснул на ходу. Теперь он будет заперт в одиночной камере до того момента, как Антония оправится достаточно, чтобы лично его допросить. Служанка – у магов-лекарей, поправляет физическое и душевное здоровье. Показания против своего теперь уже бывшего хозяина она давать боится.

Инспектор рвал и метал, устроил выволочку всему отделу и теперь проверяет еще и соседние департаменты. Говорит, на выезд к подозреваемым необходимо не менее двух стражей, ведь Читающие не относятся к оперативным работникам и не должны выезжать на опасные дела и тем более заниматься ловлей преступников.

Ирвин попеременно то ругал своих сотрудников, то хвалил. Грозил выговором и лишением премии за то, что при первом допросе они упустили такого опасного преступника, и тот едва не ушел, сжег почти все вещдоки и заодно покалечил сотрудника департамента. Но при этом босс обещал премию, как только они закроют дело Чучела, – за то, что все же поймали негодяя.

Антония качала головой, хрустела печеньем и старалась не чесать зудящую под повязками кожу. Когда Шаттон ушел, она вздохнула свободнее и первым делом стянула с головы шляпку с замысловатыми полями и вуалью и от души почесала макушку.

– Миледи, вам не стоит так делать.

– Олаф, отстань, зудит, сил нет!

– Потерпите, лекари утверждали, что это всего на несколько дней. Хотите, принесу лед, ненадолго приложим?

– Спасибо, Олаф, буду рада.

* * *

На следующий день пришел другой посетитель. Питтерсон слез с лошади и позвонил в ворота непозволительно ранним утром, по меркам самой Антонии, и в обычное обеденное время, по мнению всех остальных людей.

Инспектор был бодр, свеж и лучился доброжелательностью. Во всяком случае, внешне это выглядело именно так, а его душу Антония по-прежнему не ощущала. Мужчина держался строго в рамках правил и норм приличия, но Антония то и дело ловила на себе его странные взгляды и с удивлением обнаружила, что и сама то и дело косится на него.

А еще Пит ее касался. Когда отдал лично в руки (не дворецкому, который настоял и сперва проверил подарок амулетами, а ей!) пакет со сладостями и сверток, судя по всему, с книгой. Когда передавал солонку за обедом, который для хозяйки был плотным завтраком. Когда пододвинул для нее стул за столом в гостиной. И когда перед уходом поцеловал руку, чего