Антония закашлялась. Попыталась выбить дверь, но безуспешно. Дым разъедал глаза, огонь, словно заигрывая, неспешно приближался. Раздался треск, где-то зазвенело разбитое стекло. Паника застилала разум, мешая думать. Преступник, судя по ощущениям, уже вылез в окно. Антония снова налетела на дверь, потом врезала по ней кулаком и злобно зашипела. Ее с детства учили контролю разума, неужели теперь, перед лицом всего лишь дыма и огня, она отступит? Она, которая одолела силу дара и до сих пор не сошла с ума!

Самовнушение помогло. Назад нельзя, надо вперед, за преступником! Перед ней только дверь. Дверь заперта… Судорожно сорвав с головы шляпку и при этом больно выдрав удерживавшие ее заколки, Антония ощупала ленту. Ну же, ну! Неужели она не переложила нужный предмет, и он остался дома, на прогулочной шляпке?

Из-за дыма видно не было ничего, но наконец Антония вытащила из-за складки ленты универсальную отмычку. Села на корточки перед дверью, нащупала замок. С первого раза вставить отмычку не получилось, и артефакт выпал из рук. Антонии казалось, что огонь лижет каблуки ее ботинок, а дышать и вовсе было нечем. Она закашлялась и, стараясь успокоиться, принялась мысленно цитировать уложение 25, самый главный закон, регламентирующий работу Читающих. Руки шарили по полу…

Да! Есть!

Все так же продолжая про себя скандировать пункты закона, Антония медленно и аккуратно вставила отмычку в замочную скважину…

Глава 16

Снова больничный

Щелчок, поворот, второй щелчок. Дверь поддалась, Антония буквально вывалилась в небольшое помещение, судорожно схватила ртом воздух… и поняла, что огонь и дым рванули в комнату следом за ней. Антония ногой захлопнула дверь, судорожно кашляя, не вставая, поползла к окну.

Показалось, что за ним кто-то стоит. Силуэт полностью совпадал с описанием Чучела, с той тенью, которая была на фото. Неужели преступник перелез на крышу соседнего дома да так и остался там наблюдать, как она, Антония, погибает?

В глазах потемнело, в ушах стоял гул. Дар словно сошел с ума и твердил, что впереди на крыше никого нет. Откуда-то доносилось ее имя, но Антония была не в силах не то что отозваться, а даже просто открыть глаза. Тело охватило странное ощущение невесомости и качки, мысли путались. В какой-то момент показалось, что потянуло свежим воздухом, что дым отступил, но сознание отказывалось слушаться.

– Тони?.. Тони! Держись, лекарь уже едет! Ну почему ты вечно влипаешь в неприятности? Приходится волноваться за тебя! Держись, слышишь?

Возник и исчез образ мужского лица с резкими «породистыми» чертами. На идеально выглаженном воротничке уродливо расползлись разводы копоти. С краю неприятно кривилось прожженное пятно. Мужской голос доносился как сквозь вату или толщу воды.

– Присмотри за ней.

Ощущение невесомости и качки пропало, под спиной возникло что-то твердое и прохладное. Губ коснулась влага.

– Тони, пей.

Другой голос, как будто знакомый. Дар видел только одного человека, друга. Послушно сделав первый глоток, Антония жадно потянулась за водой и закашлялась, подавившись.

– Осторожно.

Ей помогли перевернуться на бок.

– Ты как?

Вместо ответа Антония прижалась лбом к холодным камням мостовой. Дышалось с трудом, свежий воздух словно не хотел заходить в оскверненные дымом легкие, каждый вдох отдавался болью.

Антония не знала, сколько времени прошло, прежде чем она немного пришла в себя. Следом окутало понимание, что она лежит на тротуаре неподалеку от злополучного дома, а рядом с ней сидит Шаттон.

– Воды, – прохрипела Антония.

– Страж поймал подозреваемого и вынес служанку, когда полыхнуло, а за тобой сунуться не решился. Тебе повезло, что рядом оказался инспектор. Он прибыл на место первым и буквально бросился в огонь, когда узнал, что ты осталась в пристройке. Не представляю, как он узнал, что по этому адресу что-то происходит, – мы ему доложить не успели, стражи тоже не сообщали. Так что тебя спасло чудо.

Антония не слушала, она жадно пила и пыталась надышаться. К концу бутылки подоспел лекарь. Померил пульс, ощупал горло, посветил фонариком в глаза, поводил над телом амулетом и заставил вдохнуть какой-то аэрозоль. Дышать сразу стало легче.

– Вдыхать каждый час по шесть раз, потом трижды в день еще неделю. Вот рецепт, на курс два флакона. Название мази от ожогов – на этом же бланке, одного тюбика должно хватить.

Антонию погрузили в лекарский автомобиль, вкололи ей какую-то дрянь, от которой она пыталась отказаться, а потом наступил провал в памяти.

* * *

Когда она снова открыла глаза, над ней колыхалась легкая занавесь балдахина. Простыни приятно холодили кожу, на руке обнаружилась повязка, лицо, судя по ощущениям, было намазано чем-то жирным. Антония пошевелилась и поняла, что на ней только длинная нижняя рубаха на тонких лямках. Рядом в кресле с книгой в руках сидел Олаф. Он, словно почувствовав взгляд хозяйки, поднялся и захлопотал.

– Миледи! Рад, что вы очнулись. Как самочувствие? Что-нибудь беспокоит? Лекарь сказал, что вам нужно много пить, и оставил аэрозоль.

Антония не знала, как оказалась дома и сколько времени проспала. Хотелось спросить о преступнике, пожаре и не примерещились ли слова Шаттона об инспекторе. Но дворецкий явно был не тем человеком, который мог ответить на эти вопросы. Решив, что стоит просто отдохнуть, и тогда в голове прояснится, Антония поблагодарила за заботу, послушно выпила все, что предложил Олаф, и воспользовалась аэрозолем. Потом кое-как, опираясь на дворецкого и упрямо отказываясь от любой другой помощи, доковыляла до уборной.

Закрыв за спиной дверь, Антония шарахнулась вбок и едва не завизжала, но хриплый после дыма и аэрозоля голос выдал лишь слабое шипение. И хорошо, иначе Олаф только зря вышиб бы дверь. Антония быстро поняла, что напугало ее всего лишь собственное отражение. Лицо в белых масляных разводах от мазей, кожа воспаленная, волосы с одной стороны подпалены почти до основания, с другого бока превратились в паклю, глаза красные. И как Шаттон и Олаф от нее не шарахались? Ох, да еще и инспектор, кажется, был и видел ее в таком состоянии! Почему-то стало неприятно. Антония коснулась щеки, на пальцах остался жирный крем.

– Миледи, как вы? Помощь нужна?

– Все хорошо, сейчас выйду!

Похоже, Олаф решил, что банные процедуры