– Да я и сам не знаю. Просто приказывал, и меня слушались. Врачи сказали, что это особая активность гиппокампа. Почему тебе это вдруг стало интересно, Владик?

Край рта Филина едва заметно дрогнул.

– Потому что у тебя появился подражатель, – с отменным равнодушием ответил он. – Заложный. Дохляк. Убивает людей, пытается забрать их Тени.

А вот тут Окопченко ожил по-настоящему. Арина готова была поклясться, что двадцать лет за решеткой слетели с него, словно пыль от порыва ветра. Он выпрямился, ноздри острого горбатого носа напряглись, в глазах поплыли белые огни.

– Заложный? – уточнил Окопченко с нескрываемым удивлением. – Ты сказал “заложный”?

– Именно, – кивнул Филин. – Энергетический оттиск человека, который умер неправильно. Этот умер, но вот, поднялся и пошел по твоим стопам. Считает себя совершенством, уникумом, и убивает людей с уникальными Тенями. Пытается их присвоить, но у него ничего не получается. Наши профайлеры говорят, что он хочет тебя превзойти.

Несколько минут Окопченко молчал. Положив сухую руку на рот, он задумчиво постукивал указательным пальцем по коже под левым глазом – затем откинулся на спинку стула, и Арина поняла, что пришло время торга.

– Я все тебе расскажу, Владик, – мягким вкрадчивым тоном произнес Окопченко, и Зеленцов не выдержал, тяжело вздохнул, словно все это время ждал торга и наконец дождался. – Все, что знаю. Но давай подумаем, что ты можешь дать мне за это.

Филин напрягся, словно боялся, что администрация “Дельфина” сейчас прервет разговор без объяснения причин. Но конвой стоял молча.

– Тебя могут перевести в одиночную камеру, – предложил Филин. Окопченко пожал плечами.

– В принципе, я привык к сокамерникам. Редкостные твари, конечно, но все-таки люди. Одному хуже.

– Чего ты хочешь?

Окопченко сложил руки на груди, передвинулся ближе к ноутбуку и произнес с легкой, почти смущенной улыбкой:

– Пришли мне свое перышко, Владик. Я почти заполнил альбом, только его не успел вклеить.

– Ах ты ж сука, – пробормотал Зеленцов. Филин смотрел со спокойной отстраненностью – ничто не выдавало его волнения, лишь пальцы едва заметно дрогнули.

Наверно, Окопченко ждал, что Влад будет возмущаться. Что вскипит гневом и злостью, выкрикнет что-нибудь отчаянное и горькое, как минимум изменится в лице. Но Филин и бровью не повел.

Он предвидел такое развитие событий. И подготовился к нему.

– Такое? – спросил он.

Арина вдруг увидела в его пальцах роскошное маховое перо. Смугло-золотое, с темно-шоколадными пятнами и белоснежным очином, без единого изъяна, оно дышало теплом и жизнью. Окопченко потянулся к нему – его глаза помутнели, пальцы задрожали, по лбу сползла капля пота.

Да он весь сейчас трясся от возбуждения. Влад был последним элементом его коллекции – и сейчас Окопченко мог собрать ее до конца.

– Такое, да, – Окопченко овладел собой, сел, откинулся на спинку стула. – Такое, птичка.

– Отправлю сегодня же, – пообещал Филин и положил перо на стол перед собой так, чтобы Птицелов его видел. – Думаю, тебе разрешат его взять за активную помощь следствию.

Окопченко провел языком по губам. Сощурился, улыбнулся – Арину даже передернуло от брезгливости.

– Меня боялись все птицы, – произнес Окопченко. – А ты не боялся. Когда я впитал твою подружку, ты возненавидел меня всем своим совиным сердечком. Ненависть, вот что спасает, вот что разрушает мое воздействие. Селиванов меня ненавидел. Все, кто пришел с ним, тоже. Вот единственный способ противостоять.

– Я его ненавижу, – признался Филин. Окопченко улыбнулся – мягко, почти с сочувствием.

– Это не ненависть, Владик. Это азарт охотника, этого мало. А вот когда он заберет у тебя того, кого ты любишь по-настоящему… кто там у вас сидит в белой футболке? Покажись, пожалуйста.

Лицо Филина окаменело, налилось тяжестью мрамора. Зеленцов негромко, но отчетливо приказал:

– Даже не рыпайся, – но Арина передвинула стул так, чтобы Окопченко ее видел, и села рядом с Владом.

Она почти ощутила липкое прикосновение к лицу. Невидимые пальцы потянулись к ней и растаяли. Окопченко смотрел с нескрываемым теплом, словно вдруг встретил очень дорогого, очень важного человека из своего прошлого – так дедушка мог бы смотреть на повзрослевшую внучку.

– Надо же… – с искренней нежностью произнес Птицелов. – Я даже не надеялся, что…

Он перевел взгляд на Влада и произнес очень спокойно и очень серьезно:

– Добавишь второе перо, и я расскажу кое-что важное о ней.

Зеленцов уткнулся лицом в ладони, покачал головой. Филин поднял руку и показал Окопченко новое перо, на этот раз рулевое. Положил рядом с первым – только теперь Арина поняла, что вся вспотела от страха и какого-то другого, незнакомого чувства.

– Рассказывай, – приказал Филин. Окопченко вздохнул.

– Слушайте, а почему вы думаете, что это заложный убивает, а не человек прайми?

Влад нахмурился. Зеленцов вздрогнул так, словно в него вонзили копье.

– По отпечаткам, они с особенностями… – пробормотал Влад и вдруг растерянно спросил: – В смысле “человек прайми”? Ты о чем вообще?

Птицелов развел руками. Улыбнулся.

– Ну, это я так называю, как котов. Человек, такой же, как я. Как она. Человек без Тени из мира, в котором ни у кого нет Теней. Ему нужна Тень, вот он ее и забирает. Мы всегда узнаем своих. Правда, милая?

Арине захотелось пересесть. Выйти из кабинета. Уйти куда-нибудь и шагать, шагать, шагать, пока не отвалятся ноги. Лицо горело, словно Окопченко надавал ей пощечин, живот скрутило горячей судорогой, как при отравлении.

– И если ты, девочка, потренируешься, то тоже сможешь влиять на людей, – с мягкой улыбкой доброго дедушки продолжал Окопченко. – Мы с тобой похожи на котов прайми, пришли из одного мира в другой. У нас здесь нет Теней, мы в каком-то смысле беззащитны. Но природа дала нам остро заточенный меч вместо доспехов. Возможность приказывать так, что нам будут подчиняться.

“Заткнись”, – почти сорвалось у Арины с языка, но она не сказала ни слова. Сумела сдержаться, продолжала смотреть на Птицелова – вот только глаза жгло.

– Я не помню, как сюда попал. Был слишком мал, – Окопченко сощурился так, словно речь шла о чем-то невыразимо приятном. – Меня вообще считали умственно отсталым. Но зато я отлично помню, как присвоил свою Тень. Встретил ее, потерявшую хозяина, в поле, недалеко от детского дома. Тигр, громадный тигр лежал в сухой траве и умирал. Я подошел, обнял его, и мы соединились.

Арина представила это объятие – Зверогон обнимал ягуара, прижимая к себе и надеясь, что у него получится, на этот раз все получится.

Ей казалось, что она тонет в густой грязи. Погружается все глубже, все ниже и ниже, не в силах обрести опору.

– Это что-то вроде инстинкта, – Окопченко устало сжал пальцами