они двинулись вниз по улице, и Филин решил, что у них собачьи Тени.
– Вот давай и назовем все, как есть, – Арина ободряюще улыбнулась. – Ты герой. Ты всегда был героем. А он гнилая сука, вот и все. Гнида.
Она толкнула Филина плечом, и улыбка ее сделалась теплее и шире.
– Не кисни, Влад, ты чего? Ты правда герой. Я в той ситуации просто умерла бы от страха. А ты на него бросился! Ты ему чуть глаз не выдрал!
– Ну, я тоже чуть не умер от страха, – признался Филин. – А сейчас боюсь, что стану беспомощным. Что ничего не сумею из него вытянуть.
– Нам ведь придется ввести его в курс дела? – спросила Арина. – Хотя бы чуть-чуть. Сказать, что мы расследуем серию убийств, что Зверогон пытается присвоить чужие Тени, но не может. И спросим, как он это делал сам. Как у него получалось, и есть ли способ противостоять воздействию.
Она вдруг выпрямилась, нахмурилась и спросила:
– А если он скажет: “А вы мне за это что?”
Влад вздохнул. Серийные убийцы жаждут контроля и власти – Окопченко будет счастлив от самой возможности контролировать ситуацию. Расследование зависит от его знаний, от его уникальности, а это не может не порадовать Птицелова, не потешить его самолюбие.
Он будет вне себя от счастья, да. Перестанет держать себя в руках, когда увидит свою несостоявшуюся жертву, которая смиренно пришла к нему на поклон – а раз так, то обязательно проколется. Именно на это и был расчет.
– Сильно смягчить условия не получится, – ответил Филин. – Но например, увеличить время прогулки или попробовать перевести в отдельную камеру – вряд ли он откажется.
Арина дотронулась до его руки – осторожно, словно от неловкого прикосновения Филин мог обратиться и взлететь.
– Ну вот и предложим. Пугать нельзя, он и так пуганый.
Филин кивнул. Прикосновение к руке было приятным – оно успокаивало, уверяя, что все будет хорошо, все исправится и наладится.
– Надо играть на том, что задевает личность, – сказал Влад. – Мания величия, желание быть значимым. Представь: какая-то мелкая дрянь, заложный! – пытается повторять его подвиги. Да он от злости до неба взлетит!
Арина ободряюще улыбнулась, и Влад и сам не понял, как так получилось, что несколько минут назад он был растерян и угрюм, а теперь ему хочется смеяться.
– На этом и сыграем, – заявила Арина. – Как ты насчет бургера? Голодные герои вряд ли победят.
***
Запрос рассмотрели мгновенно: на следующее утро Зеленцов позвонил и приказал брать ноги в руки и лететь на службу, разговор с Окопченко назначен на полдень.
Если до этого Арина держалась, бодрилась и всеми силами внушала себе, что все в порядке, то теперь ей сделалось жутко. Нахлынули чувства, которые овладели ею в тот момент, когда Зверогон шел к фонтанам, и в ногах появилась слабость.
Она увидит серийного убийцу. Чудовище. От этого становилось холодно в животе.
Пусть оно было за решеткой и в наручниках, но все равно оставалось монстром. Чем-то непостижимо запредельным – тем, что погружало душу в тот ужас, за которым открывалась истинная пустота. Ничто.
“Если мне сейчас так, то каково Владу?” – думала Арина, входя вместе с Филиным в кабинет для видеоконференцсвязи. Влад держался спокойно и уверенно, он выглядел так, словно шел на какое-то привычное, очень скучное совещание у начальства, и сейчас в нем не было ни следа той растерянности, которую он показал Арине вчера.
“Со мной он может быть слабым, – подумала она. – Мне он может показать себя настоящего, не боясь этого”.
– Ты бриться не будешь? – спросила Арина утром, когда они собирались на выход. Влад задумчиво провел ладонью по щеке, где пробивалась рыжеватая щетина и ответил вопросом на вопрос:
– Зачем?
– Ну… – Арина даже растерялась. – Чтобы он увидел тебя холеным и ухоженным. Хозяином положения.
Влад лишь усмехнулся.
– Хозяину положения необязательно прихорашиваться, – заметил он. – Я могу прийти любым, в этом моя сила и власть. А те, кто от меня зависит, будут это принимать. Понимаешь?
– Кажется, да… – задумчиво откликнулась Арина, глядя на свою белую футболку.
Они сели за стол, Зеленцов развернул к ним ноутбук, и Арина увидела на экране пустую комнату без окон, стол и край стула. Зеленцов смерил ее очень неприятным пристальным взглядом и спросил:
– Уверен, что ей тут место?
– Уверен, – кивнул Филин. – Она мне помогает.
– Придумал тоже, бабу Окопченко показывать, – пробормотал Зеленцов и приказал: – Арина, вы сядьте-ка вот тут, на соседний стул. Вы все увидите, а он вас нет.
Арине все сильнее казалось, что они находятся на съемочной площадке какого-то фильма. Сейчас послышится хлопок и все придет в движение – а потом режиссер махнет рукой и крикнет, что ничего не получается и придется переснимать.
Окопченко ввели ровно в полдень. Усадили за стол, рядом встал конвой – Арина смотрела на Птицелова и поверить не могла: вот этот тощий старик в тюремной робе, совершенно седой, сгорбленный, с какой-то дрожащей улыбкой на тонких серых губах, и есть один из самых страшных серийных убийц?
Невозможно. Быть того не может. У Окопченко была очень мирная внешность, невольно вызывающая жалость и сочувствие. Таким пенсионерам помогают донести сумки из магазина, подают милостыню, уступают место в трамвае…
Вокруг левой глазницы старика разбегалась паутина тонких шрамов. Влад сжал руку в кулак, разжал, и слезящиеся глаза Окопченко вдруг вспыхнули холодным огнем.
За мирным обликом пенсионера скрывался монстр. Убийца с манией величия. Он мог притворяться безобидным, но его суть все равно выглядывала из-под маски.
– Я знал, что ты однажды придешь, – произнес Птицелов без улыбки, спокойно и очень серьезно. – Привет, Влад. Как жизнь?
– Привет, – сухо и холодно откликнулся Влад. – Идет.
В кабинете будто темнее стало, воздух сделался тяжелым, как перед грозой. Арине казалось, что от Филина сыплет невидимыми искрами – в какой-то миг она даже услышала потрескивание электричества. Ей захотелось протянуть руку и дотронуться до него – просто чтобы Влад понял, что он сейчас не один.
– Ты летаешь, птич-ка, – сказал Окопченко, выделив звук “ч”, и Филин сощурился, словно что-то вспомнил. Улыбнулся.
– Летаю, да. Ладно, оставим обмен любезностями, у меня есть к тебе несколько вопросов.
Окопченко облокотился на стол, всем своим видом показывая готовность к сотрудничеству. Теперь в его позе не было ни капли прежней расслабленности – он напрягся, словно животное перед прыжком.
– Все, что пожелаешь.
– Принцип твоего воздействия на людей, – произнес Филин. – Как ты заставляешь их повиноваться?
Окопченко нахмурился. Неопределенно пожал плечами, потом пробежался по голове