льняной сорочке. Она все равно мгновенно промокнет и станет тяжелой, но хотя бы не будет смертельно тянуть ко дну, как платье. Я сжала в кулаке левой руки мешочек с амулетом Лиреи.
Сделав глубокий, дрожащий вдох поднесла чашу с зельем к губам. Жидкость была прохладной, густой, как сироп. Мир слегка качнулся, краски заиграли нереально ярко – зелень листьев стала изумрудной, синева воды – сапфировой, солнечный свет – ослепительно золотым.
Все звуки будто притихли. Шум реки, пение птиц, шепот ветра доносились как из-за толстого стекла. Собственное тело ощущалось чужим, немного неуклюжим.
Холод воды обжег ступни, щиколотки, поднимаясь по ногам. Вода была не ледяной, но ярко контрастировала с жаром летнего дня.
Я шла медленно, стараясь не поскользнуться на скользких камнях. Чувствуя, как сорочка мгновенно прилипает к телу, становясь тяжелой, прозрачной, облепляя его словно вторая кожа.
Вода поднималась уже выше колен, обволакивала бедра, достигала талии, обдавая живот холодом. Течение, сначала лишь ласково обтекавшее ноги, теперь ощутимо толкало в бок, пытаясь сдвинуть с места.
Здесь. Пора.
Одна часть моего сознания, рациональная и испуганная, наблюдала за происходящим как бы со стороны, фиксируя холод, дрожь, скользкое дно под ногами, ослепительный блеск солнца на воде.
Другая – магическая – растворялась в окружающем мире. Чувствовала каждое движение воды вокруг, каждую струйку, огибающую мои ноги, каждую волну, рожденную течением.
И сквозь эту обострившуюся до предела чувствительность я начала шептать. Сначала голос был чужим, дрожащим, слова древнего заклятия казались грубыми и неподатливыми, как неотесанные камни. Я заставляла себя, вкладывая в каждый слог всю свою силу, всю отчаянную надежду. Не просто читала – взывала из самой глубины души.
«Расскажите мне! — просила я в паузах между заклинательными строками, голос хриплый от напряжения и холода. — Помогите найти источник этой магии! Амулеты. Их творца. Кто он? Где он?»
Я повторяла заклинание снова и снова. Магия струилась из самого сердца моего существа. Течение облизывало тело, сорочка превратилась в ледяной, невероятно тяжелый саван, сковывающий каждое движение. Дрожь, сотрясала меня изнутри.
Ничего. Только вечный, равнодушный рокот воды.
Глухое, ледяное, вселенское безразличие духов.
Они не услышали. Или услышали – и презрели.
Не простили.
Отчаяние, острое и горькое, как сок полыни, поднялось комком в горле, перехватывая дыхание. Слезы, горячие и соленые, выступили на глазах, смешиваясь с каплями речной воды на щеках. Силы таяли с каждым вздохом, как снег на солнце. Холод парализовывал, делая ноги ватными. Течение все сильнее сбивало ног.
И снова ничего. Тишина.
Зловещая, гнетущая тишина, разрываемая только моим прерывистым, хриплым дыханием и вечным, равнодушным гулом реки. И вдруг…
Вода передо мной, всего в паре шагов, замерла . Рябь, создаваемая моим телом и течением, исчезла в мгновение ока. Поверхность стала гладкой, абсолютно ровной, как отполированное черное стекло. И… темной. Не просто темной от глубины, а неестественно, пугающе черной, впитывающей солнечный свет, как бездна. Эта чернота казалась окном в иную, холодную вселенную. Оттуда, из этой черной глади, повеяло морозом.
Духи не просто не услышали.
Духи оскорбились.
Беззвучный гул, низкий и мощный, как удар гигантского сердца под землей, прошел сквозь воду, сквозь меня. Гладь передо мной… вздулась. Она вздыбилась темной, блестящей стеной, выше моего роста. И обрушилась.
Удар был чудовищным. Холодная, тяжелая масса воды обрушилась на меня, сбив с ног, накрыв с головой. Я захлебнулась, поскользнувшись на скользком камне. Ледяная вода хлынула в рот и нос. Течение вдруг превратилось в бешеный поток, подхватив меня, как щепку.
Я барахталась, пытаясь вынырнуть, но меня крутило, тащило на дно. Сорочка, мокрая и тяжелая, опутала ноги, сковывая движения. В ушах стоял оглушительный рев воды, смешанный с тем подводным гулом, который теперь звучал как смех – холодный, безжалостный, полный презрения.
Ударилась о что-то твердое.
Камень? Корягу?
Боль пронзила бок, выбив из легких остатки воздуха. Я пошла ко дну, захлебываясь. Паника, дикая и всепоглощающая, сжала сердце. Толкнувшись от дна, пыталась выплыть, но руки не слушались. Силы таяли с каждой секундой.
Мои попытки позвать на помощь были тщетны - вода накрыла меня с головой. Борьба была отчаянной и бессмысленной. Тело онемело от холода и усталости. Легкие горели.
Сопротивляться больше не было сил. Поток сомкнулся над головой, унося меня вглубь, в холодное, безмолвное царство разгневанных духов.
Глава 19
Эшфорд
Я шел по берегу реки, балансируя на влажных камнях. Каждый шаг отзывался тупой, назойливой болью в плече. Туго перетянутое под рукавом, оно ныло не переставая, напоминая о когтях того существа, в которое превратили сына кузнеца, и о собственной неловкости в схватке.
Утренний визит к лекарю всплыл в памяти: бледное лицо эскулапа, его пальцы, осторожно щупающие опухшие, багровые края раны.
- Кость цела, господин Блэкторн. И это чудо. - выдохнул он. - Пострадала только плоть. Но болеть будет, увы, долго и немилосердно. — Старик вытер руки о холщовое полотенце, глядя на меня с безжалостной прямотой. — И если вы хотите ускорить заживление, то руку эту вам придется поберечь. Никаких нагрузок.
Горько усмехнулся, и резкое движение тут же отозвалось тупой, горячей болью в плече.
— И как же, скажите на милость, мне не нагружать руку в моей-то работе? — в моем голосе прозвучало раздражение, которое я уже не мог сдержать.
Лекарь, проигнорировав мой сарказм.
- Кто Вам посоветовал купить такой порошок? – спросил он.
- Одна не в меру любвеобильная обезьяна. А что?
- Я, знаете ли, против народной медицины. Я за проверенные средства, – сказал мужчина.
- А на вид и не скажешь.
Дед был очень похож на тех, кто верит и убеждает, что если ты обвяжешь свои чресла брюквой, предварительно поперчив, то простатит тебе не светит. Ну, лицо такое у человека!
Вот у этого аптекаря морда бестолковая. Чего ее целовать? Не ожидал, что он вперед меня подгадает.
- Вы меня слушаете? – проскрипел эскулап и этот звук вернул меня в кабинет.
Медленно перевел на него взгляд, чувствуя усталость и боль.
- Я думал, ты завис.
Доктор, явно задетый, поправил на морде очки, обиженно поджал усы к носу. Сухие потрескавшиеся губы три раза раскрылись и закрылись. Как у рыбы.
- Не надо во мне будить болезненных воспоминаний! Захочу грамотно полечиться, поеду в столицу. Там вот есть доктора. Им всем не по девяносто.
- Мне семьдесят три! – возмущенно вспыхнул собеседник.
Я в упор разглядывал его лицо, испещренное морщинами.
— Возможно,