Он испуганно отклонился,

- Что мы делаем? – словно сбился с какой-то важной мысли.

Герда говорила, влюбленные люди под чары любовные попадаются тоже. Им затмевает разум от яркости новых чувств, но прежние чувства никуда не уходят. Должно быть я его страшно запутала сейчас.

Как можно любить двух женщин? У ловеласа какого, может, и выйдет. А Элиас - не такой. Лицо его сделалось таким несчастным и встревоженным. Мне стало жалко, но назад уже никак.

Порошок белой ивы в моей слюне. Я спасу его, даже если он этого не хочет.

Вновь прильнув к сухим мужским губам, я сама удивилась, когда он разомкнул губы первым и его язык прильнул к моему. Аптекарь левой рукой вцепился мне в волосы. Они и без того были спутаны. Дыхание перехватило. Пора было разрывать поцелуй. Но парень простонал мне в губы и с жадностью продолжил меня целовать.

Времени подумать правильно это или нет у нас, собственно, не было. Колокольчик над дверью звякнул.

- Срамота-то какая!

И без того было неприятно, а тут эти двое. Те, кого я меньше всего сейчас хотела бы видеть.

- И не говорите, Руша. Подойдете к нему ближе, и он тоже Вас так засосет. Вот что делает с мужчиной слишком долгое воздержание и не погубленная девственность.

Эшфорд Блэкторн был в своем репертуаре.

- Вы что-то тут нюхали! Раскидали! Я сюда ни ногой больше! – голосила Руша.

Конечно, она врала. Куда же ей еще пойти, как ни в аптеку, а хорошая лавка с лекарственными травами здесь всего одна.

- Потолок беленый посыпался, - заверил свою подругу-сплетницу столичный модник. – Все потому, что демоны вселились в этого храбреца. И богиням там что-то не понравилось.

- Я вообще-то тороплюсь, - я схватила коробку с остатками белой ивы на дне. Никогда не будет лишней такая ценность.

- Еще бы! Если б ты не торопилась, мы бы тут такое увидели, - Эшфорд глумливо улыбался.

Но кажется не было в его улыбке ничего веселого. Искреннего.

Руша приставным шагом, опасаясь, что ее тоже поцелуют, но не желая быть второй в очереди, продвинулась к прилавку.

- Челюсть-то прикрой, - сказал Блэкторн аптекарю.

Колокольчик звякнул. Я вышла, но все еще слышала этот его надменный тон.

Ну, теперь хотя бы с одной миссией справилась. Вряд ли подмену амулета Элиасу удастся так легко обнаружить, когда он занят теперь другими мыслями.

Глава 17

Теяна

Под каждым кусточком, за каждым деревом каждой букашке и каждой собаке Баба Руша с радостью возвестила о моем грехопадении с аптекарем:

- На мужчин кидается. Не ровен час и вас коснется. А аптекарь этот… Ну, дает!

Опосля люди запутались, что за аптекарь. И старого Хануса, деда Элиаса, приплели по утверждениям Гивельды «Словно бес в него вселился. Вспомнил молодость» и в том варианте сам на меня бросался. И трех женатых фармацевтов из более мелких лавочек жены допрашивали «не тебя ли Теяна сам губами засасывала?».

Женщины сторонились, мужчин за локоток, удерживая словно и на них кинусь. А противоположный пол разделился на два лагеря. Одни опасливо шушукались, другие подмигивали. Ожидая своей очереди.

Особенно старики. Гивельде в городе верили больше. За два минувших дня, от былой репутации, выстраиваемой два года, не осталось и следа.

Ну, и ладно. В город я, итак, не слишком часто хожу. А придумают нового козла отпущения – и про меня забудут.

Лес сегодня был тих, светел, и снабдил заготовками сильфиум-травы, которую я развесила под потолком сушиться. Руки даже до огорода добрались. Проредив грядки, провела день спокойно в трудах и заготовках. Такие моменты одиночества ощущает все чаще, что чем дольше одна, тем больше к этому привыкаю. И одной прожить можно. Не так-то скучно.

В очаге мирно потрескивали угольки. Берни спал в своем углу на подстилке из соломы, свернувшись калачиком. Его бело-рыжий бок мерно поднимался и опускался.

Везет же кому-то! Сопит в две дырочки.

А мне тут не до сна.

Я сидела за столом, уставившись на амулет «Лирeи», лежащий рядом с моим потертым гримуаром. От деревянного кругляша по-прежнему веяло холодом, и едва уловимая, зловещая пульсация темной энергии отдавалась неприятной вибрацией в моих пальцах, лежащих на столе.

Глаза слипались от усталости, мысли путались. Пыталась понять, как работает этот страшный артефакт. Расшифровать зловещие символы, вплетенные в мои руны, листала гримуар, но буквы расплывались перед глазами.

Не добившись результата, я потушила сальную свечу, окунув хижину в кромешную тьму, лишь изредка нарушаемую вспышками тлеющих углей очага. Легла на кровать, укрывшись шерстяным одеялом, и надеясь, что сон принесет спокойствие хоть на несколько часов. Но вместо пушистых облачков и единорогов мне богини выдали кошмар.

***

Солнце било в глаза, заливая все вокруг золотым сиянием, таким ярким, что хотелось прищуриться.

Я сидела на прохладной каменной скамье в тенистой беседке, увитой буйным диким виноградом. Тяжелые гроздья еще зеленых ягод свисали над головой. Листья отбрасывали ажурные, дрожащие тени на плиты пола. Воздух был полон аромата распустившихся роз, окружавших беседку и горьковатой лаванды, посаженной стройными рядами вдоль дорожек.

Я знала это место. Когда-то оно было мне домом.

Роостар. Это его владения.

Ему было около сорока пяти, но время, казалось, обтекало его стороной. Колдун был могуч, как вековой дуб, переживший тысячи бурь, с осанкой повелителя, не нуждающегося в короне или скипетре.

Серебряные волосы, длинные и густые, как грива льва. Высокий, властный лоб и резкие, словно высеченные из гранита черты лица. Орлиный нос с горбинкой, четко очерченные скулы, твердый, упрямый подбородок с едва заметной ямочкой.

Но самым притягательным были его глаза. Светло серые, пронзительные, всевидящие. Они могли быть теплыми, как печь в стужу, или холодными, как ледяные копья, пронзающие душу насквозь.

Сейчас они были сосредоточены на деревянной заготовке амулета в его руках. Руки эти, покрытые тонкой паутиной старых шрамов, двигались с удивительной точностью и невероятной грацией.

— Руны, Тея, — голос, низкий, бархатистый, как дым от редких восточных благовоний, гипнотизировал. Он заполнял беседку, не оставляя места другим звукам – ни пению птиц, ни жужжанию пчел. — Это не просто знаки. Это ключи. К силе, что течет в жилах самого мира. И сила эта, — он сделал паузу, и серые глаза сверкнули, как сталь на солнце, — безгранична. Подвластна лишь воле и знанию.

Мужчина взял тонкий стальной резец с рукоятью из черного