За печью, в закутке, прикрытом цветастой занавеской, и правда обнаружился стол, стул и шкаф — все заполнено старыми фото, какими-то документами, даже компьютер стоял — древний, как бы не третий пентиум. Соня смотрела на него, как археолог на кость динозавра. И как бабушка на этом работала?

— Я думала, она за музеем присмотрит, пока я мальчишек к морю свожу, — посетовала Марина, когда они вернулись в основное здание музея. — Тут дел-то немного, основные экспозиции у нас в одном зале, второй пришлось закрыть — там потолок на ладан дышит… Лето, опять же, — каникулы начнутся и ни одного ребенка мы тут не увидим до самой осени, а местные давно уж не ходят. Так только, книжный клуб по субботам собирается.

— Вряд ли бабушка вообще на работу выйдет, — нехотя, словно извиняясь, призналась Соня. Марина помрачнела еще больше, но видно было, что эта новость ее не удивила. Она щелкнула чайником (тот нашелся под столом) и разлила по покрытым темным налетом чашкам кипяток, бросила по пакетику «Липтона».

— Трудно нам без нее придется, — призналась она. — Я не про музей даже…

Про что — Соня так и не поняла, потому что неожиданно нагрянули посетители и один из них даже был ей знаком — тот самый паренек, которого она видела в больнице. Видно, он был частым гостем, потому что Марина его появлению даже не удивилась и только махнула рукой, когда он прошел в выставочный зал.

— У нас тут еще библиотека небольшая… Ну, стихийная, один из ветеранов передал — там в основном про войну все, плюс он долгое время военным врачом проработал — литература специфическая, но Боре нравится.

— Школьник?

— В медколледже учится, думаю, и в институт пойдет — если папа отпустит, — пояснила Марина. — В общем, способный мальчик, заинтересованный. И крови не боится — я как-то в больнице была на перевязке — нож с тыквы соскользнул — так он так все сделал, я даже и не заметила! Моргнула — а рука уже в чистых бинтах. Далеко пойдет.

Вот значит, почему она его в палате видела. Соня невольно прониклась к мальчику уважением. Не каждый подросток обладает такой целеустремленностью. И талантами, что уж.

С Мариной они проболтали до самого вечера — она оказалась ценным источником информации, даже той, о которой ее никто не спрашивал. Видимо, очень соскучилась по нормальному общению без Нины Георгиевны, потому что вывалила на Соню все местные сплетни. Так, она, наконец, узнала кто такой Марк — Марк Левин, если быть точнее, местный фермер и меценат — не раз помогал школе с транспортом, организовал ледовую переправу зимой, чтобы из деревень на том берегу было проще и короче добираться до Тальска. И отец Моти — вот здесь у Сони наконец сложилась картинка и она поняла почему Марк казался ей таким знакомым. Мотя был на него похож — телосложением, чертами лица, взглядом, хотя, конечно, все это изрядно прикрывал панкушный прикид парня. Как ни странно, она испытывала больше симпатии к мальчику, чем к его отцу, который показался ей высокомерным.

В шестом часу Марина закрыла музей, заодно выпроводив Бориса — тот явно не хотел уходить, но спорить не стал, а ее тут же узнал:

— Здравствуйте, Софья Алексеевна! — вежливо поздоровался он. Внимательные глаза на свету оказались бархатистого темно-карего цвета и ярко выделялись на бледном лице. — Как Нина Георгиевна?

— По-разному, — пожала плечами Соня. Соврать не получилось. Видно было, что мальчик знал ее бабушку не понаслышке и спрашивал не из простого любопытства. — Но в целом, наверное, лучше… Рана почти затянулась.

— И чего ее на ночь глядя в лес понесло? — проворчала Марина. Втроем они вышли на дорогу и пошли вдоль обочины. Смеркалось — солнце еще только клонилось к закату, но холодало быстро и ветер усиливался. Соня поежилась, пожалела, что не набросила хотя бы бабушкину кофту. — Ягода еще не поспела, грибы тоже… Она не говорила?

Не говорила. Соня тоже считала, что это странно, но в последнее время этот вопрос отошел на последнее место в списке срочных дел.

— Может, на хутор ходила? — неуверенно предположил Борис. Он так и шел рядом с ними, незаметно перестроившись по правую руку от Сони — ближе к обочине. Мимо как раз шла компания подростков — шумная и смешливая, но в целом, вроде бы, безопасная. Парень же смотрел на них настороженно. Точнее, косился — не открыто, а так, чтобы они не заметили. И разговор, видимо, поддерживал с этими же целями.

— Хутор-то в другой стороне, — Марина остановилась на перекрестке. Соне нужно было прямо, а ей — левее, к магазину. Парень бросил тревожный взгляд на подростков и, убедившись, что они уже далеко, тоже остановился. — А там только лес да болота. Ну, пастбища еще. Вы, кстати, слышали, пару дней назад у Левина снова волки овец покрали? Четырех уволокли, говорят. А пятую на месте порвали.

Местные новости Соню интересовали мало и она, попрощавшись, двинулась в сторону дома. Бабуля ее ждала — стол был накрыт, вареная картошка посыпана первой зеленью, в сметане плавали соленые грузди, а на коленях у старушки лежал старый альбом с фотографиями, который Соня помнила еще с детства. Брать альбом разрешалось только чистыми руками, а фотографии в нем были очень старыми — на взгляд девочки. Все черно-белые, выцветшие, с затейливой окантовкой и фамилией фотографа, а люди на них казались неживыми и суровыми — почти никто не улыбался. Ребенком она их даже побаивалась. Бабушка никогда об этих людях не рассказывала — или она просто не спрашивала?

При виде внучки Нина Георгиевна быстро альбом закрыла и убрала в сундук. Соня сделала вид, что ничего не видела — ясно же, что старушку замучили воспоминания. О молодости, о здоровом теле и живых еще друзьях. Может быть, она в старости тоже будет так разглядывать фотографии. Хотя куда уж ей в эпоху смартфонов, хорошо если вспомнит как он включается. Все-таки было что-то в обычных альбомах, в напечатанных фотографиях. Ну сколько из больше двух тысяч фото на телефоне она решила бы туда поместить? Десять? Двадцать? А остальное — кому?

Тем же вечером позвонила мама — Соня долго