— Можете меня осмотреть, — нехотя процедила она.

Ну вот что с ней будешь делать?

Осмотр правда, длился недолго и Соню на него не пустили, а после мужчина сразу ушел, отказавшись от чая:

— Поздно уже, — пояснил он. — А мне завтра на дежурство заступать.

Она не стала настаивать, намереваясь сделать выговор одной капризной старушке, но когда вернулась, окончательно заперев калитку («Надеюсь, сегодня больше никто не появится!»), то двери спальни были закрыты, а на кухонном столе лежали документы на дом. Неодобрительно поджав губы, Соня унесла их в зал. Остаток вечера прошел спокойно и она довольно быстро заснула, даже не позвонив матери.

Напрасно она надеялась, что со временем все выправится. Рана, может, и заживала, но Нина Георгиевна не поправлялась. Нет, она, вроде бы хорошо себя чувствовала, но была несвойственно для нее задумчива и временами даже мрачна, отвечала на вопросы внучки невпопад и словно находилась далеко отсюда. Соня даже не заикалась о вчерашнем инциденте — не до того. А к обеду снова старушку потеряла. Уже зная, где искать, она направилась прямиком в старую баню.

— Ба… Ну что ты тут делаешь? — устало спросила она, встав на пороге. Тяжелый травяной дух ударил в нос и Соня звонко чихнула.

— Лекарство, — коротко ответила Нина Георгиевна, быстро и точно отмеряя что-то из мешочков, отламывая сухие веточки из висевших под потолком пучков травы.

— А таблетки тебя чем не устраивают? — проворчала Соня, но спорить не стала — бабушка и раньше травами увлекалась, вечно делала настойки и отвары. — Что у тебя болит?

— У меня — ничего, — глянув на внучку, Нина Георгиевна смягчилась и сделала приглашающий жест рукой. Соня примостилась на лавке, наблюдая. — Марине отнесешь. У нее вечно мальчишки болеют.

— Какой еще…

— Да ты помнишь ее! Вы в детстве играли вместе… Толстенькая такая была.

От толстенькой Марины прежними остались только щеки. Нагруженная двумя мешочками с травами и склянкой с пахнущей мятой мазью, Соня отправилась на ее поиски уже после обеда. Солнце ощутимо пригревало, да и вообще на улице, похоже, установилось лето — бабочки, шмели, мухи — все словно с ума сошли, воздух был наполнен густыми запахами свежей травы, одуванчиков и стрекотанием кузнечиков. Она топала по пустой дороге, взбивая сандалиями облачка пыли, щурилась от солнца и, наверное, пропустила бы здание музея, если бы не споткнулась как раз напротив — настолько оно было похоже на все остальные деревянные дома в ряду. Только небольшая табличка, почти незаметная в тени козырька крыльца, говорила, что здесь находится дом-музей декабристов. Соня поднялась по высоким ступеням, провела ладонью по теплому дереву перил и открыла скрипучую дверь. Внутри было темно, прохладно и слегка пахло сыростью. Она почти наощупь нашла какую-то дверь и теперь смотрела на сидевшую за старым письменным столом женщину. В очередной раз воспоминания детства вошли в противоречие с тем, что она видела перед собой. Девочка была толстенькой, крепкой и смешливой, но наивной, отчего соседские дети над ней частенько подшучивали. Марина из сегодняшнего дня растеряла всю свою умильную пухлость, остались только круглые, выпирающие за очки щеки, хотя сочный каштановый цвет волос не изменился — и Соня позавидовала ему что тогда, что сейчас. Словно соболиная шкурка.

— Здравствуйте, — она поняла, что Марина ее не узнала и поспешила объясниться: — Я от Нины Георгиевны, она просила передать.

На свет божий явились мешочки и склянка.

Марина им так обрадовалась, что даже не спросила имя своей гостьи. Горячо ее поблагодарив, она подхватилась со стула и схватила Соню за руки, умоляюще глядя карими глазами:

— Девушка, милая, подождите здесь пять минут! Я мигом — в соседнем доме живу!

И убежала, подхватив гостинцы. Соня ошарашенно осталась стоять посреди маленького кабинета. Ну и нравы у них в Тальске…. А если бы она воровкой оказалась?

Вправду говоря, воровать здесь особо нечего: вся мебель в кабинете была покосившейся и старой (не путать со старинной), уместившиеся вдоль стен шкафы заполнены книгами и разными предметами, на Сонин взгляд не имевшими никакой ценности — таких у каждого советского человека по сараям и гаражам пруд пруди валялось. Посуда перемежалась с ручными счетами, самовары стояли рядом со стопкой пионерских галстуков, в углу, между письменным столом и стеной, уместилась прялка, а на столе царствовала пишущая машинка. Рядом, почти свисая с края, разместился поднос с гранеными стаканами и графином с водой.

Снова хлопнула дверь, по ногам прошелся поток теплого воздуха.

— Ну, теперь пусть только попробуют у меня разболеться! — Марина, улыбаясь, подошла к ней. Улыбка у нее была красивая — широкая, открывающая белые крупные зубы. — Передайте Нине Георгиевне огромное спасибо… Как она?

Этот вопрос успел надоесть Соне до икоты, но она терпеливо просветила еще одного любопытствующего. Впрочем, как оказалось, Марина спрашивала не просто так:

— Значит, к следующей неделе точно не поправится, — огорчилась она. — Жаль, я-то уже в отпуск собралась…

Оказалось, что у Нины Георгиевны было и еще одно занятие, помимо снабжения народными средствами доброй половины Тальска.

— Пойдем, покажу, — они быстро вышли из комнаты, прошли до конца длинного коридора и вышли на заднем дворе, где, как оказалось, было еще одно строение — маленькая четырехстенная избушка, правда, довольно высокая — в два этажа и с высоким крыльцом.

— Так раньше строили, — пояснила Марина. — Первый этаж поднимали, чтобы холод не шел, да при необходимости живность можно было укрыть или утварь всякую хозяйственную хранили… Проходи вперед, тут мало места…

Соня протиснулась мимо нее в небольшую клетушку два на два метра, из которой одна дверь вела на кухню, а вторая — в подпол. Узкая лестница круто уходила вверх. На кухне обреталась русская печь, вдоль стен располагались лавки, стоял старинный ларь и кое-какая посуда, а на втором этаже — маленькая спальня, куда едва уместилась железная узкая кровать, сервант и стол с настольной лампой. Смотреть было особо не на что — по стенам развешаны черно-белые фотографии, на стуле лежал овчиный тулуп.

— Здесь Муравьев-Апостол жил, пока в Тальске находился, — пояснила Марина, когда они вернулись спустились вниз. — Мы постарались воссоздать все как раньше было, домик-то уже древний. Пришлось, конечно, реставрацию делать, кое-какие бревна заменили, но в целом… А там, за занавеской, Нина Георгиевна себе