Если мне удастся скрыться от стражи, выбраться из главной части тюрьмы и перелезть через наружную стену, я смогу добраться до побережья, не подняв тревоги. Я была близка, так близка к тому, чтобы выбраться отсюда. Моя душа трепыхалась в пятках, а тело буквально дрожало, когда я кралась по коридору. На этот раз я действовала под покровом темноты, и на этот раз я не оставляла следов.

Каменный пол под ногами был холодным. Я кралась вдоль стены, пытаясь вспомнить расположение тюремного крыла, в котором находилась моя камера. Это крыло, казалось, было организовано точно так же, и если я буду держаться внешнего коридора, то доберусь до выхода.

Я завернула за угол и увидела у главного входа двух стражников, чьи тихие голоса доносил прохладный ветерок. Прижавшись спиной к гранитной стене, я стала наблюдать за их фигурами, освещенными лунным светом. Наконец началась очередная смена караула, они отошли от входа и направились в противоположный конец тюрьмы. Я воспользовалась этой возможностью и бесшумно подкралась к двери. Морской воздух ударил в лицо с такой неистовой силой, словно приветствовал меня на свободе.

Я выскользнула из здания и стала прокрадываться вдоль кирпичной стены, прижимаясь к ней спиной. Послышались тяжелые шаги, и я затаила дыхание, заметив, как из-за угла здания вышел стражник и повернул в обратную сторону, возвращаясь по своим следам. Я осторожно зашагала дальше, сосредоточившись только на одном. Бежать, бежать, бежать.

Я добралась до наружной стены. Там никого не было. Я могла перелезть через нее и оказаться снаружи за считаные минуты. Но когда я оглянулась через плечо, мое внимание привлек мерцающий вдали свет. Отдельно от главной части тюрьмы и башни ее коменданта стояло длинное кирпичное здание, словно одинокий всадник на горизонте. Я узнала его по тому единственному разу, когда была там после очередного зверского наказания Тохфсы.

Лазарет.

Нур.

Я занесла ногу над наружной стеной из глинобитного кирпича, дыхание замерло у меня в груди. Смогу ли я это сделать? Смогу ли я сбежать и оставить здесь ее – человека, благодаря которому я вообще смогла зайти так далеко? Внутри меня зародилось что-то темное. Тошнотворное чувство, от которого я не могла избавиться.

Если я вернусь за ней, нас поймают и вернут обратно в камеры. Сбежать, когда они и понятия не имели, что я пропала, – это одно, но спасти Нур и сразиться со стражниками в одиночку – совсем другое. Я даже не знала, в сознании ли она. Жива ли. Но мои мысли заполнила сардоническая усмешка Нур, черные от земли руки, которыми она копала так энергично, ее лицо, полное благоговения, когда она говорила о Суме. Нур понимала, как сильно я скучаю по своему отцу. Она чувствовала то же самое.

Я не могла перелезть через эту стену. Я не могла сбежать. Не могла, если это означало оставить Нур здесь.

– Какая же ты дура, Дания, – пробормотала я, возвращаясь по своим следам и сворачивая направо, к лазарету.

Что-то сжалось у меня внутри, когда я подумала о том, как обмякло ее тело, когда я вытаскивала ее из туннеля, и о луже крови, растекшейся по грязному полу. Она все еще жива. Должна быть.

Мои шаги по редкой траве были едва слышны, мерцающая свеча в окне лазарета казалась мне маяком. Я прижалась к стене здания тюрьмы, прячась в тени, чтобы сменявшие друг друга стражники меня не заметили. Внутренний двор был усеян низким кустарником и больше ничем, но я была рада, что с этой стороны по периметру стены не горели факелы.

Мое внимание привлек резкий аромат кардамона, витающий в воздухе, и я повернула голову. Я не пила чай очень давно, но этот запах узнала бы где угодно. У лазарета стояли два стражника и пили из больших чашек дымящуюся жидкость, от которой в ночной прохладе поднимался пар. Я легко бы убила их обоих даже ради одного глотка. Они стояли у единственного входа, так что, если меня поймают, у меня по крайней мере мог бы быть привкус чая на губах.

Я присела на корточки у густого куста, шаря руками по земле в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия. Мои пальцы дрожали от необходимости взять в руки какой-нибудь нож. Скимитар. Катар[10] на костяшках пальцев. Сошел бы и декоративный клинок.

Моя рука прижалась к груди, когда я вспомнила о кулоне, который подарил мне Маз: это был настоящий кинжал в миниатюре, и в такой момент я могла бы его использовать. Вместо него подушечкой большого пальца другой руки я задела грубую кору ветки дерева, которую, должно быть, ветром занесло за стену. Я с облегчением ухватилась за нее и, опустившись на колени, почти ползком направилась в сторону стражников.

Если я нападу на них обоих сейчас, они поднимут тревогу и я потеряю свое преимущество. В прошлый раз, когда я пыталась вырваться из тюрьмы без оружия, у меня ничего не вышло, и на этот раз я была вооружена не сильно лучше. Я попробовала на вес толстую ветку в своих руках.

Я прикусила губу. Нур никогда бы не пошла на что-то настолько рискованное, она бы не стала сражаться со стражниками в открытую. И, чтобы мы обе выбрались отсюда живыми, мне нужно было думать как Нур.

Я медленно приблизилась к зданию, волочась животом по мягкой траве и радуясь, что из-за темноты меня почти невозможно отличить от кустарника. Я неделями ползала на животе по грязи, и сейчас это не составляло мне труда. Я остановилась в нескольких шагах от стражников и прислушалась к их приглушенным голосам. Они пили. При упоминании Тохфсы у меня перехватило дыхание.

– Хашим сказал, что Тохфса лично придет навестить узницу. Она приказала сообщить, если с ней что-нибудь случится.

– Ты думаешь, девчонка знает, где находятся украденные Сумой сокровища?

Другой стражник фыркнул:

– Такая слабачка, как она, не смогла бы пережить пытки Тохфсы, не раскрыв того, что знала. Но комендант все еще думает, что она владеет какой-то информацией, иначе зачем бы Тохфсе давать ей все эти привилегии? Или вызывать целителя незримого, чтобы он вылечил ее?