– Да, как и меня. Но я не собираюсь оставаться здесь и гнить, как все остальные, это не моя судьба.

– И не моя, – сказала я, вытирая с лица грязь и глядя в темный туннель, из которого мы выползли.

Оставаться в этой тюрьме – не моя судьба. Больше нет.

Пять

Наши дни были наполнены копанием, разговорами, стремительным возвращением в свои камеры, пока нас не обнаружили, и сном. Я спала как никогда раньше, сосредоточив всю свою энергию на побеге. У меня появилась новая мотивация, надежда, которая, к моему собственному удивлению, ожила в моей груди. С каждым новым вырытым дюймом земли я приближалась к этой возможности.

Света от свечи было мало, земля облепляла нашу кожу, как будто мы были грызунами, роющимися в грязи. Моими руками двигали мысли о свободе. Надежда увидеть отца помогала мне не обращать внимания на голод, терзавший мой желудок. Я думала о том, что бы я сделала с Мазом, если бы у меня в руке был нож, и это заставляло мое тело двигаться. Я была крысой, выскочившей из ловушки, чтобы разорвать своим похитителям глотки.

– По-моему, мы наткнулись на камень или что-то в этом роде. Кажется, обойти его не получится. – Голос Нур был напряженным и в туннеле звучал приглушенно. Она ударила оловянной чашкой по твердой земле в попытке размельчить ее.

У меня упало сердце. На то, чтобы откопать камень, в зависимости от его размера могли уйти недели.

– Он из глины или другого материала? – Я попыталась заглянуть за нее. – Попробуй покопать вокруг него, чтобы понять, насколько он большой.

– Он движется! – крикнула она в ответ, и я выдохнула: значит, мы сможем его откопать. – Может быть, если я немного постучу по нему, то смогу расшатать. – Она с громким стуком ударила жестянкой по камню. – Он поддается!

– Что ж, это хорошо.

Я снова начала собирать землю, выгребая из туннеля излишки и высыпая их в наши ведра для отходов. Я вернулась в камеру Нур и высыпала пригоршни земли на пол.

Из туннеля донесся сдавленный крик. В камеру Нур ворвалось облако свежей пыли. Внутри меня все сжалось, я бросилась обратно к дыре.

– Нур? – позвала я, в порыве паники забыв понизить голос и не подумав, что стражники могут услышать. Я нырнула обратно в дыру и поползла так быстро, как только могла в кромешной тьме, пытаясь разглядеть ее во мраке туннеля.

Свеча погасла, и, сколько я ни звала, Нур не откликалась. Я добралась до конца туннеля, ощупывая земляную стену, а Нур так и не появилась. В темноте я легла на живот, размышляя о том, что могло произойти.

Обрушение. Я рванулась вперед, цепляясь за землю. Мой ноготь царапнул о большой камень, и я вскрикнула. В горле стоял ком, а руки дрожали, пока я копала. Нет. Нет, нет, нет, нет. Это не могло так закончиться. Она не могла остаться погребенной в туннеле, а я – запертой в ее камере без возможности выбраться. Это не могло так закончиться – не тогда, когда мы были так близки к побегу.

Мои пальцы коснулись теплой шершавой кожи, и мое сердце подпрыгнуло к горлу. Из-под земли высунулась босая нога Нур. Я дернула за нее, не заботясь о том, чтобы быть аккуратной или осторожной, беспокоясь только о том, сколько секунд прошло с тех пор, как землей засыпало ее лицо. Я стряхнула землю с распростертого тела и потащила ее назад по туннелю. Как только я добралась до выхода из туннеля, то опустила ее на пол камеры:

– Нур, ты не можешь умереть сейчас, нам еще целый год копать.

Мои руки дрожали, пока я выбирала мелкие камешки и прочую труху из ее рта. Ее глаза были закрыты, а руки и ноги безвольно повисли. Я убрала волосы с ее лица и попыталась очистить от грязи дыхательные пути:

– И если мне придется делать это самой, на это уйдет два года. – Я глубоко вздохнула, мое сердце билось о грудную клетку, как у испуганной птички. – А нам обеим известно, что копаю я ужасно, так что у меня на это уйдет года четыре.

Я прижалась ухом к ее груди. Она слегка вздымалась и опускалась – еле заметный вдох. Она была еще жива. Пока. Я издала безумный смешок, который был больше похож на всхлип. Но затем стук моего сердца прекратился. По полу темной струйкой потекла жидкость из раны на затылке Нур, которую я еще не видела. Я вскочила на ноги, ни секунды не раздумывая о том, что собираюсь делать.

Вполне возможно, что они ничего не предпримут, что им все равно, будет Нур жить или умрет. Но если стражники хотя бы смутно подозревали, что у нее может быть доступ к невообразимой силе джиннов, они могли действительно что-то сделать, чтобы спасти ее. Я заколотила в дверь камеры, вопя во все горло и зовя на помощь. Они могли бы отнести ее в лазарет, остановить кровотечение и предотвратить ее смерть. И я не должна быть здесь, когда они придут.

В коридоре послышались шаги, и от стен эхом отразились отдаленные крики. Я отскочила от двери и поползла обратно по туннелю, схватив незакрепленный кусок пола, который мы использовали, чтобы скрыть путь побега, и подняла над головой. Затем стала ждать. У меня сдавило грудь, и я покрылась холодным потом. Они должны были прийти. Они должны были спасти ее.

Наконец дверь открылась, и до меня донеслись звуки хлопков и крики. Я крепко прижала руку ко рту, стараясь не издать ни звука, когда стражники ворвались в камеру Нур и подняли ее с пола.

– Черт. Мы должны отнести ее к Тохфсе.

– Тохфса прикончит нас, если она умрет. Сначала отнеси ее в лазарет.

Послышалось какое-то кряхтение, когда они подняли ее, и один из них выругался. Затем все стихло.

Я прерывисто вздохнула, мое сердце билось так сильно, что я едва могла сосредоточиться. Но больше не было слышно никаких звуков. Ни шагов, ни разговоров. Я долго ждала, прежде чем снова приподнять «крышку» и заглянуть в камеру. Она была пуста. Нур там не было. Но было кое-что, чего я не ожидала.

Стражники оставили дверь открытой.

Шесть

Ну конечно, они оставили дверь открытой. По их мнению, бежать было некому. Я попыталась подавить нарастающий во мне адреналин. Я могла уйти, и никто бы этого не заметил. Я