Надо было барону переговорить ещё с Бруно насчёт торговых дел. А так, всё, вроде, шло своим чередом.

После барон свернул на восток и поехал вверх по реке к своему замку, по пути, протоптанному бурлаками и их тягловыми лошадями. Он ехал и подмечал, как изменилась его, некогда, пустая, бесплодная земля, с тех пор как он привёл сюда крестьян. Везде по реке стояли рыбные шалаши, тут и там в воде виднелись колья сетей и верешей. Он разрешил крестьянам ловить рыбу. А ближе к повороту реки, стали попадаться ямы, из которых мужики добывали глину. Глины в Эшбахте было полно и за неё он со своих крестьян тоже ничего не брал. Многие поэтому завели себе гончарни, а так как уголь был дёшев, то в Эшбахте в избытке появилась простая, недорогая посуда, которой мужички приторговывали понемногу, хоть в том же Рюммиконе, хоть в Лейденице,только реку переплыви. В общем тот, кто не ленился, в его земле не только с голоду не умирал, но мог даже неплохо поживать.

Так и доехал барон до юго-восточного угла своих владений, того угла, что омывает полноводная Марта, и над которым высится его красавец замок Рабенбург. Волков объехал замок по периметру, осмотрел стены и ров. Ёган, не давал мужикам работать спустя рукава, ров был и глубок, и широк, как и положено по плану. У въезда в замок высились ровные стопки кирпича.

И тут из ворот появился сторож Браун. Старый солдат, что в деле против горцев потерял кисть левой руки, и стал сильно хромать. Заслуженный вояка имел большую семью, два сына его числились в мушкетёрах. Сам же он землю пахать или работать не мог, Волков тогда и взял его в сторожа.

— Доброго здоровья, господин. — Кланялся старый солдат.

— Здравствуй, Браун. Ну, как у тебя тут дела?

— Ох, господин, оплошал, на прошлой неделе жена приехала, говорит, поехали в церковь, померших детей помянуть и всё такое, ну я и отлучился… Так поворовали, сволочи, пять дюжин штук вон с той стопки. — Он указал рукой в сторону сложенных кирпичей. Вид у строжа был расстроенный. — Как будто сидели в кустах и знали, что я в то воскресение в церковь отлучусь.

— Ладно, но ты в следующий раз оставляй кого, если уезжаешь.

— Так всегда в церковь уезжал, никто не воровал, а тут… — Объясняется старый солдат. — Так может господин коннетабль разыщет вора? Что бы иных отвадить.

Волков машет рукой: Бог с ним. Только суету разводить, а если Сыч найдёт — так нужно будет наказать примерно. Мужики опять озлобятся, а он только порадовался вчера, что давно никто не бежал от него. Высечешь за эти жалкие кирпичи вора, так они опять побегут.

Он уже хотел поехать домой, но тут Браун его остановил:

— Господин, а вы знаете, что к замку приезжали люди от герцога?

— Что? — Волков даже поначалу не понял, что говорит его старый солдат. — Приезжали к нашему замку?

— К нашему, к нашему, — отвечает ему Браун и для верности указывает на замок за своей спиной. — Четверо. Двое по виду ремесла воинского, двое ещё какие-то, они рисовали.

— Рисовали? — Ещё больше удивляется барон.

— Рисовали, — кивает сторож. — Очень хорошо нарисовали, очень похоже, один рисовал замок со стороны севера, второй со стороны заката, а первые двое так вокруг замка ходили, ров смотрели, стены. Просили дозволения пустить их внутрь. Но я сказал: уж увольте, вот господин барон позволит, так заходите пожалуйста. Они тогда денег посулили, но я отказался. Нет, говорю, господа хорошие, так не пойдёт… Не пойдёт! Без Эшбахта я вас своей волей внутрь не допущу. На то я тут поставлен сторожем. Они и отстали.

— Так значит ров смотрели? — Барон приходит в себя после удивления.

— Смотрели, а ещё ходили считали шагами, сколько будет от воды до рва, до восточной стены замка, сколько будет от воды до южной стены, считали и писали потом. — Рассказывает Браун.

— Ах, ублюдки! — Выругался фон Готт. Он оборачивается к Волкову. — Что же это такое? — А потом спрашивает у сторожа. — А имена? Они представились тебе?

— Имена не сказали, — отвечает Браун. — А когда я сказал, что сейчас за коннетаблем пошлю, так один из них сказал, что посылать никуда не надо, что ничего им наш коннетабль не сделает, так как они люди Ребенрее, а ваш господин, мол, его вассал.

— Надо было не болтать, — зло говорит барон, его уже начинала разбирать ярость, — а послать за коннетаблем.

— Так это… Господин, мне посылать-то особо и некого… — Объясняется сторож. — Один я здесь. А когда на следующий день сюда приехал господин Ёган, так я ему про всё рассказал.

«А этот дурень старый забыл ничего не вспомнил».

— И когда же это было? — Интересуется генерал.

— Э… — Сторож вспоминает… — Три дня как.

«Люди Ребенрее! Мерзавец! Хитрец! Держал меня в Вильбурге, а сам сюда присылал инженеров, мой замок смотреть».

— Долго они тут были? — Продолжает барон, хотя этот вопрос по большому счёту, ничего уже не значил.

— С утра до полудня, — ответил Браун.

Больше говорить было не о чем, тем более, что солнце давно уже катилось к востоку.

— Следи, чтобы кирпич у тебя не воровали, — говорит барон и едет на север к Эшбахту.

— Это зачем же ему наш замок зарисовывать? — Интересуется фон Готт, когда они от замка поднялись вверх по реке и поехали по дороге, вдоль последних осушаемых Ёганом лугов и первых домов селившихся на возвышенностях мужиков.

— А как вы думаете? — Холодно спрашивает у него Волков.

— Думаю, не доверят он нам. — Резюмирует оруженосец.

«Сыновей хотел взять к себе во дворец… В „обучение“… — Генерал невесело усмехается. — Теперь вот замком моим интересуется… Это