Короче, посыл этой книги зависит от того, какой смысл вы сумеете из нее вынести. Для кого-то она станет предупреждением об опасностях славы. Кому-то подскажет, как превращать свои недостатки в таланты. Большинству просто поможет нескучно провести время, что, в принципе, тоже неплохо. И все же некоторых эта книга научит задавать вопросы. Подвергать сомнению все на свете, даже то, в чем вы абсолютно убеждены. Ибо, видите ли, главные жизненные истины прекрасно выдерживают сомнения и проверки.

* * *

Прошла неделя со времени поражения Архидиса и разгрома Библиотекарей. Я сидел в чертоге Конклава Королей. Дедушка Смедри восседал от меня по левую руку, облаченный в свой лучший смокинг. Бастилия – в полном доспехе рыцаря Кристаллии – устроилась справа.

(Потому что рыцарский сан ей, конечно, вернули. Да и кто бы стал возражать после того, как она одолела Архидиса, пока все валялись тряпичными куклами и слюни пускали!)

Честно говоря, я еще не полностью уяснил для себя, что конкретно сделал Архидис. Насколько я смог разобраться, Кристалл разума представляет собой частицу Маковки Мира. Как и Маковка, он способен передавать энергию, знания и умения всем, кто к нему подсоединен. Архидис сам себя отрезал от Кристалла и как-то сумел незаметно справиться с уязвимым положением. Во время поединка оба противника дрались без поддержки коллективного разума и притом в линзах воина, что более-менее нивелировало разницу в силе и скорости. И Бастилия победила. Она выиграла благодаря великолепным навыкам боя и стойкости – то и другое я бы назвал основными характеристиками настоящего рыцаря. Когда ей вернули ее серебристые латы, она сразу в них облачилась и с тех пор, кажется, не снимала. А на спине у нее висел новенький Хрустальный меч. Ее личный. Связанный только с нею.

– Сколько можно тянуть? – пробурчала она. – Битые стекляшки, Смедри! До чего твой отец все же любит драматические эффекты!

Я улыбнулся. Бастилия явно шла на поправку. Она снова ругалась. К ней возвращались ее всегдашние очаровательные манеры.

– Да что это с тобой? – одернула она. – Хватит на меня пялиться!

– Ни на кого я не пялюсь, – сказал я. – У меня тут внутренний монолог, я читателям объясняю, что после той главы успело случиться. Это называется «авторская ремарка».

Она картинно закатила глаза:

– Тогда у нас с тобой не может быть этого разговора, ты же его придумаешь для книги годы спустя! Это литературный прием: вставить разговор, которого не было, чтобы читатель что-то там понял!

– Ага, – сказал я.

– И вообще, ты ужасный фрик!

Фрик или нет – я был счастлив. И пусть моя мать удрала с книгой. И пусть ТКНН тоже удрала. Зато мы схватили Архидиса, спасли Мокию и вернули пару линз переводчика, отнятую у отца. Я их ему предъявил. Отец удивился, взял линзы – и вернулся к Очень Важной Работе, поглощавшей все его время.

Как раз сегодня нам предстояло узнать, чем же он занимался; он собирался представить свои открытия государям. Он всегда так представлял результаты проделанных разысканий. Так что нас ждал сущий цирк. И в переносном смысле, и в самом прямом. Возле дворца раскинулся шатер шапито: там развлекали детей, чьи родители пришли послушать великолепную речь моего родителя.

Дворцовый зал был набит битком, почти так же, как в день подписания договора. Одна надежда, что в этот раз дело обойдется без Библиотекарей с их выходками! (Ох уж эти мне несносные Библиотекари с их глупыми закидонами!)

На периферии чертога толпились репортеры, ожидавшие, пока мой отец сделает важное заявление. Я мало-помалу уже привыкал, что все связанное с семьей Смедри приобретало в Свободных Королевствах ранг первоочередных новостей. Ну а сегодня нам вроде как предстояло узнать нечто действительно важное.

Последний раз, когда мой отец делал подобный доклад, он объявил, что нашел способ собрать Пески Рашида. А еще прежде – что открыл тайну стекла перевозчика. Сами понимаете, каковы были сегодняшние ожидания!

Я только боялся, что все это могло… не лучшим образом сказаться на эго моего отца. Прикиньте – цирк! Специально ради него пригласили цирк!..

Я посмотрел на Бастилию:

– Ты же во всем таком с детства варишься, верно?

– В таком – это в каком? – прищурилась она.

– Ну… слава. Известность. Каждый твой чих сразу все замечают…

Она кивнула.

– Ну и как ты с этим жила? – спросил я. – Как не позволила испортить себя?

– А с чего ты взял, будто всеобщее внимание меня не испортило? – ответила она вопросом на вопрос. – Чтобы ты знал, принцессам полагается быть милыми и воспитанными. Носить розовые платьица, диадемы…

– Ну…

– Розовые платьица, – повторила Бастилия, и ее глаза сузились. – Однажды мне подарили такое. Так вот, я его сожгла.

«Точно», – подумалось мне. Истинно так и было, просто я забыл. У Бастилии свой способ уворачиваться от заразы, именуемой славой.

– Ты тоже научишься, мальчик мой, – сказал дедушка Смедри, сидевший с другой стороны. – Это придет не сразу, но ты наловчишься.

– У отца вот не вышло, – печально возразил я.

Дедушка призадумался.

– Тут я даже не знаю, что и сказать, – выдал он наконец. – Некоторое время у Аттики получалось. До женитьбы, я имею в виду. Наверно, он о себе прежнем забыл.

«До женитьбы», – повторил я про себя. Слова деда заставили меня подумать про Фолсома и Гималайю. Мы заняли для них места, но ребята опаздывали. Я огляделся и заметил их, они проталкивались через толпу. Дед радостно замахал им рукой, хотя они уже нас увидели. Но это ж дедушка!

– Извините, – сказал Фолсом, усаживаясь рядом с молодой женой. – Мы там вещички собирали в последний момент.

– Значит, не передумали? – спросил дедушка.

Гималайя покачала головой.

– Мы переезжаем в Тихоземье. Я просто… мне просто кажется, что там я лучше смогу помочь моим собратьям Библиотекарям.

– Мы организуем подполье, – сказал Фолсом. – Вовлечем добрых Библиотекарей в движение Сопротивления!

– Это будет движение книголюбов, – сказала Гималайя. – Библиофилов. Я уже работаю над памфлетом!

Она вытащила бумажный листок. «Десять ступеней от зла к добру, – гласило заглавие. – Пошаговое руководство для тех, кто хочет из лживого Библиотекаря стать правдивым Библиофилом».

– Ух ты. Здорово, – сказал я, не придумав ничего более осмысленного.

На мое счастье, Аттика Смедри выбрал именно этот момент для появления перед публикой. Это он правильно сделал, потому что пауза явно затягивалась.

Короли сидели за длинным столом, обращенным к возвышению с кафедрой для оратора. Все разговоры сразу прекратились. Отец был облачен в темную мантию, соответствовавшую его рангу ученого. В зале сделалось тихо.

– Возможно, вы слышали, – начал он, и его голос легко разнесся по