Когда мы обратились в больницу вновь, врачи отнеслись к состоянию дочери с гораздо большим вниманием.

Ее направили на анализы. Во время обхода я запрещала себе думать о плохом – известно, что мысли могут притянуть дурное. Сидя в очереди, мы играли в морской бой, я купила девочке куклу в больничном ларьке и гематоген.

Лике было нельзя вкусняшку, но я пообещала отдать угощение после того, как дочка закончит обследования. Называла ее смелой и просила ничего не бояться. Судя по всему зря – дочке и так не было особо страшно, она даже радовалась, что пропустила учебу.

Затем доктор пригласил меня в кабинет, и начался наш персональный ад. Я поняла, что дело плохо, как только увидела его глаза. Так смотрят на родственников усопшего во время поминок – когда очень сочувствуют, рады бы помочь, да не могут.

Пожилой врач протянул мне стакан воды и велел набраться мужества. Незнакомые слова звучали как китайская грамота.

– У вашей дочери наблюдаются анемия, снижение числа тромбоцитов, изменения со стороны лейкоцитов, – все сливалось в единый шум.

Возможно, я переходила любые границы, но не выдержала и схватилась за руку врача, будто за спасательный круг.

– Скажите, что у моей дочери на самом деле?

– Точно мы еще не установили. Но, скорее всего, диагноз неблагоприятный. Лейкоз. Говоря по-простому, рак крови, – вздохнул он.

Мир пошатнулся. Увидев, как изменилось мое лицо, тон доктора стал строже:

– Пожалуйста, обойдемся без истерик – не нужно пугать других пациентов. Попейте водички, успокойтесь. Вы готовы воспринимать дальнейшую информацию? Мне нужно рассказать о разных вариантах лечения.

Он старался быть тактичным, насколько возможно, давал советы, которые в любое другое время могли показаться дельными и даже полезными.

Вы должны быть сильной ради дочери. Нельзя пугать девочку видом собственного страха. Конечно, существуют случаи, когда пациент идет на поправку, но нужно быть готовой к любому исходу. А оставшееся время (он упорно намекал, что его у нас с дочкой не так много) лучше посвятить не только лечению, но и тому, чтобы побыть вдвоем – это важно как для ребенка, так и для вас.

И конечно, девочку нужно срочно госпитализировать – в онкологическое отделение.

Никогда не забуду, как мы прощались. Лика заваливала меня вопросами: что с ней случилось? Сколько придется лежать в больнице? Будет ли учительница географии ругать за не сданную вовремя контурную карту?

Я не смогла честно ответить на большинство из них. Пробормотала, что географичка, конечно, поймет, ведь у нас будет справка. А насчет болезни: дочка непременно поправится, но Лике придется пожить в стационаре какое-то время.

Девочка почувствовала мое волнение, но придумала ему иное объяснение.

– Не переживай, мам! Я смогу пожить одна – здесь как в летнем лагере. Со всеми подружусь, вот увидишь!

Я растерянно погладила дочку по голове и опять не сказала ей правды. Трусиха! Думала, когда приеду домой, дам волю чувствам. Но заплакать не получилось – вместо слез или гнева в груди было только холодное оцепенение.

Мне и раньше приходилось преодолевать темные полосы – например, когда отец Лики признался, что давно женат, и предложил нам расстаться. Или после разрыва отношений с родителями – они не смогли простить «позор» в виде ребенка вне брака.

Но я не была беспомощна и всегда верила, что жизнь можно если не полностью изменить, то улучшить. Любое «плохо» путем некоторых усилий превращается в «приемлемо», а из «приемлемо» не составит труда сделать и «хорошо».

Если все близкие отвернулись, можно устроиться на дополнительные подработки, чтобы мы с дочерью ни в чем не нуждались и ни от кого не зависели. Не сложилась личная жизнь? Нужно учиться радоваться каждому дню материнства.

Но в этот раз возможности повлиять на ситуацию не было – дочка отправилась в больницу, даже не подозревая о том, чем больна, я же осталась в пустой квартире.

Только после того как Алику положили в стационар, я поняла, что вся наша жизнь была сосредоточена вокруг нее. Мне бы погрязнуть в рутине. Но сейчас большая часть дел отвалилась сама собой: не нужно было проверять бесчисленные домашние задания, даже убирать и готовить – бардак перестал раздражать, а здоровое питание казалось жестокой насмешкой – помогло ли оно моей девочке избежать тяжелой болезни?

Я решила обратиться за утешением туда, где его находили миллиарды людей, – в церковь. Я никогда не считала себя праведницей – в конце концов, я встречалась с женатым мужчиной и родила дочь вне брака. Наверное, Господу не за что было относиться к такой женщине со снисхождением.

Но также я верила: Бог мудр и справедлив. Он точно не захочет, чтобы за грехи родителей страдали невинные души. Может быть, материнская молитва растрогает сердце творца, и тот сменит гнев на милосердие?

Я опустилась на колени и молилась часами, невзирая на затекшие ноги.

Целительные слезы (наконец, они появились) струились по лицу. Мерное потрескивание свечей и запах ладана действовали успокаивающе, как теплая рука матери, ласкающая ребенка.

Я чувствовала, что пришла в правильное место.

В церковь заходили и уходили люди, служительницы несколько раз уносили огарки. Стоящая на коленях чудачка у кого-то вызывала жалость, у кого-то – осуждение.

Но мне было все равно – мир вокруг будто перестал существовать. Примерно на третьем часу я почувствовала благодать – ощущение, будто Бог слышит каждое слово, и небесный отец непременно поможет и мне, и моей несчастной девочке.

Тогда я отважилась на дерзость: попросила знак, что просьбу исполнят.

Я обещала вести жизнь, какая будет желанна Ему, не пропускать ни одного богослужения и приобщить к церкви дочку – что угодно, лишь бы она поправилась. За спиной раздался ласковый голос:

– Встаньте! – со мной заговорила одна из прихожанок храма. Судя по скромной одежде и общему облику, она посещала это место регулярно.

Я поднялась и сразу столкнулась со взглядом икон – мягким, участливым. На миг показалось, что они обращаются ко мне через эту женщину.

Незнакомка рассматривала меня с приветливым состраданием. Ее исполосованное морщинами лицо внушало доверие.

– Господь не велел предаваться унынию. Он никогда бы не послал вам «крест», который вы не сможете вынести. Скажите, – слова женщины обволакивали, словно целительный глоток молока с медом, – что привело вас в наш храм? Облегчите душу.

Я еще никому не рассказывала о нашей беде.

Жаловаться коллегам не видела смысла – если начну ловить