Но к концу первого дня появился Килч – серый, осунувшийся, глаза выцвели, на щеке ссадина от удара. Не делай глупостей, сказал Килч, не делай всё хуже, чем есть. Здесь твои друзья, если не попытаешься вести себя разумно, их точно убьют. Знаю, сказал Килч, тебе это сложно, но хоть попытайся.

Его осторожный тон, словно Килч вымерял рудное крошево для опасной смеси, словно говорил с диким животным, взбесил Анкарата. Как он смеет! Из-за Килча всё это случилось, Килч удерживал клетку для жителей квартала, мучил землю и людей, что жили на этой земле, и врал, врал обо всём! Мог и сейчас врать, с него сталось бы!

– Уходи отсюда! – огрызнулся Анкарат, а еду, которую принёс Килч, растоптал.

Но когда вновь появился охранник (нервный и тощий тип с обгрызенными ногтями, с таким справиться – плёвое дело), Анкарат удержал огонь, не стал драться, спросил о друзьях.

– Вся ваша шайка здесь, – отозвался тот неохотно, взглядом уткнувшись в угол, – так что давай не дури.

Значит, в этот раз Килч не соврал.

Он и сейчас был здесь, стоял за маминым плечом, смотрел напряжённо, устало. За время, что Анкарат провёл в заключении, Килч приходил снова и снова, успел повторить много раз: когда придёт время, веди себя смирно, признай вину, не повышай голос, будем надеяться, всё обойдётся.

Анкарат вскинулся, посмотрел Правителю прямо в глаза:

– Законов земли мы не нарушали. Земля страдала от заклинаний, я говорил с ней, она ответила мне! Воля земли священна.

Толпа зашелестела. Анкарат краем глаза увидел: теперь мама смотрит, она хмурится. Но больше он не ждал её взгляда.

Ждал ответа Правителя.

Правитель медлил, молчал. Лицо оставалось недвижным, только меч потемнел да брови сошлись тяжелей и мрачнее, воля давила – но Анкарат не опускал головы, не отводил глаз. И увидел, даже сквозь солнце: в чёрных волосах – серые нити, лицо посечено временем. Что-то дрогнуло, сдвинулся свет, и на миг показалось: Правитель – лишь человек.

– Хорошо. Пусть земля изменится, если хочет меняться.

Всё стихло, кровь грохотала в висках, в горле, громче завывания ветра, громче воли Правителя. Анкарат победил, победил, оказался прав! Радость затмила всё, о чём дальше шла речь.

Правитель сказал: те, кто хочет вернуться к этой земле, жить прежней жизнью, пусть возвращаются. Для них не будет последствий.

Но разве кто-то захочет такого, Анкарат ведь был прав, он победил, Правитель признал это!

А потому один за другим заговорили его друзья. Перед тем как отступить в тень кривого клыка-башни, из которой их привели, каждый называл своё имя и выбранное решение.

Я – Имра, моя семья стала частью земли каньонов три поколения назад. Мы благодарны Старшему Дому за милость. Там и останемся.

Я – Китем, а это Шид, мой младший брат, наша семья едина с землёй каньонов, мы благодарны Старшему Дому за милость.

Я – Курд…

Мир похолодел, небо похолодело. Как они смеют, предатели!

Мама поморщилась, словно нашла в саду мёртвое насекомое. Яркие губы сложились знакомым шипящим словом – «ничтожества».

Килч смотрел из толпы сочувственно и печально, хотелось его обругать, но в этом не было толку.

– А ты что скажешь?..

Анкарат стиснул зубы. Злость душила его, жгла жилы.

– Я уже ответил. Земля каньонов прежней жизни не хочет, и я не хочу. Всё равно, что случится дальше, – как прежде уже не будет.

– Всё равно, говоришь?..

– Да.

По лезвию меча побежали блики – багряные и золотые.

– Прошу простить! – воздух вспорол голос Гриза – отчаянный, слишком громкий. Сам Гриз вдруг оказался рядом, согнулся в поклоне. Его била дрожь, зубы стучали, слова дробились. – Я н-не успел ответить! М-меня зовут Гриз, своей семьи… я не знаю. Если вопрос… вернуться к земле каньонов или остаться, я хотел бы остаться, если будет позволено, если смогу быть полезен.

– Кто это, Килчет?

Килч кашлянул:

– Мой ученик.

– Что же. Вряд ли ты сможешь учить его дальше.

Меч сильнее вонзился в землю.

Правитель назвал свою волю.

Все, кто желает вернуться к прежним своим занятиям, продолжать семейное дело, могут отправиться в землю каньонов – без последствий, как и было обещано. За сохранность товаров каньонных троп отвечает Стража, с неё будет спрошено. За течение силы в этой земле отвечал Килчет. Со своей задачей не справился. Ему предстоит вернуться. Исправить произошедшее. Направить силу по новым потокам, понять новую волю земли – если она действительно изменилась. Если нет, если пожар – только подземный шторм, прорыв силы каньонов сквозь разрушенные преграды, Килчет их восстановит. Сделает землю прежней. Безопасной для тех, кто живёт там выбранной судьбой.

Анкарат стиснул зубы, почти зарычал. Выбранной судьбой! Судьбой отверженных, судьбой без судьбы! И что значит – сделает землю прежней? Снова погасит, убьёт?

Правитель перехватил его взгляд, ровно и мерно катился его голос, вбирал голос ветра, камня и солнца, шум мира.

Земля и люди всегда подходят друг другу. Они сделали выбор.

Мальчик из древнего народа, который хотел быть полезным… пусть остаётся в городе, если найдёт себе место.

– А ты…

Правитель покачал меч за рукоять, по белой земле побежали трещины. Анкарат попытался на глаз измерить длину меча – хватит, чтобы казнить одним длинным ударом, или Правителю всё же придётся шагнуть ближе? Смерть была рядом, щекотал ноздри холодный металлический запах.

– У тебя есть сила. Казнить тебя было бы расточительно. Но кровь у тебя дурная, ты глуп и дерзок. Для чего нашему городу такой человек? – Правитель обвёл взглядом толпу. – Пусть люди решают. Если кто-то хочет тебя, пусть забирает. Если нет – останешься здесь, в Скале Правосудия.

Мама смотрела в чистое небо.

Килч попытался заговорить, но Правитель остановил его жестом.

Ветер взвывал где-то в выщербленных каморках Скалы за спиной. Трепал волосы, холодил железо на шее и на руках. Анкарат стиснул кулаки. Нет, этого не случится! Он не останется здесь, он будет драться, пусть убивают!

Кто-то ещё подал голос, толпа расступилась.

Вперёд вышел Ариш – доспех сверкал ярче прежнего, пояс в новой оплётке, ножны мерцали тёмными самоцветами из каких-то далёких глубин. Ариш почтительно поклонился, но взгляд его оставался змеистым и лживым.

– Как и прежде, как и всегда