– Наши карты несовершенны. Я подозреваю, что если бы мы обозначили острова, страну пепла и каждый клочок земли на наранской карте, то захватили бы только половину мира. Даже меньше.

Кейл фыркнул и скрестил руки на груди.

– Это невозможно. Были бы корабли. Хоть что-то. Только если вторая половина – не море.

Рока улыбнулся, подумав, что оба их народа мыслят одинаково, а Аском не так уж и далеко.

– Мы не можем знать, пока не увидим сами.

Он собрал свои вещи и направился в небольшую гавань, которую по большей части использовали местные рыбаки. В Шри-Кон он приехал не для того, чтобы измерять тени, хотя это, несомненно, стало дополнительным преимуществом. Он приехал сюда, потому что наконец-то прибывал флот людей пепла, полный отважных первопроходцев, готовых начать новую жизнь в новом мире. Гонец явился заранее. На этот раз кораблям удалось избежать штормов и прочих бедствий, поскольку присланные королём пьюские штурманы сумели сориентироваться по солнечным часам.

Конечно, проблемы оставались. Со смертью Айдэна, в которой Рока винил себя, нарастало напряжение, пока Дала и Орден пытались найти достойного кандидата на позицию Первого Вождя. После возвращения Далы в Орхус оттуда не было никаких вестей, и он не знал, удалось ли им это. На островах по-прежнему царила сумятица, подстрекаемая старой враждой между дворянскими семьями, а Тейн всё пытался их успокоить.

Помогло то, что Рока и вожди согласились поселиться на континенте и оставить острова в покое. Да и в любом случае там было просторнее, и это больше их устраивало. Возможно, однажды люди пепла отправятся на острова, чтобы там обосноваться, и с островитянами их будут связывать не только примитивные, не совсем доверительные, отношения, построенные на торговле. Но пока что между двумя народами сохранялись и обида, и ненависть.

С тонгами всё было иначе. Тысячи людей, от вельмож до простолюдинов, видели, как люди пепла истекали кровью и умирали на их стенах. Когда пришла беда и многие местные жители бежали из своих земель, явились люди пепла. Они защитили тех, кто не мог защитить себя сам.

Хоть аскоми и были суровыми дикарями в глазах более мягкотелого городского населения, они относились к своих хозяевам с уважением. Они не грабили и не насиловали, и потому будущему не видать поколения смешанных детей, которое послужило бы болезненным напоминанием и распалило бы конфликт. Когда битва перешла все мыслимые границы жестокости, они не сбежали, а страдали бок о бок с тонгами. Когда всё закончилось, они спустились с чудовищных стен, вышли из этого кровавого горнила, в котором сгорело десять тысяч тел и умов, и ничего за это не попросили.

Рока прогуливался по пляжу, погрузившись в воспоминания и устремив взгляд на горизонт. Море усеивало множество торговых кораблей и рыбацких лодок; островные порты почти что вернулись к нормальной деятельности, когда пиратство на время было полностью искоренено в одном-единственном сражении. Адмирала Махэна, без сомнения, забудут, а люди, чьи жизни и дома он спас, будут слишком заняты ежедневными трудами, чтобы думать о каких-то там вельможах. Но Эгиль уже сочинил рассказ о Морском Волке. И память о нём останется в песнях людей пепла.

После осады Рока оставил наранийцев в распоряжении Оско. Потерпевшая поражение имперская армия прислала небольшой обоз с припасами, но в остальном наранийцы просто собрались и ушли, никак не попытавшись оправдать учинённую ими резню, не объявив о капитуляции и даже не принеся ни извинений, ни какого-либо послания.

Рока вернулся в Кецру и помог похоронить мужчин, женщин и детей – в основном тех, кто сражался на стене в самые напряжённые моменты. В городе царило мрачное настроение – выжившие просто делали то, что необходимо.

Король Капуле заслужил уважение и почёт. Его солдаты, дети и придворные ходили по городу, раздавали деньги и предоставляли рабочую силу, помогая, как могли – выплачивали убытки семьям, принимали прошения и заботились о пострадавших. Он просил займы и добивался одолжений у союзников и иностранных сановников под обещание будущих торговых соглашений. После того как кризис улёгся, он не забыл своих друзей.

Король-Фермер устроил массовые похороны погибших, а люди пепла стали почётными гостями.

Он обращался к своему народу с возвышения, а от его дворца до равнин растянулась цепочка из пятидесяти герольдов, повторявших его слова. Рока, вождь Фольвар и ещё полдюжины важных людей стояли рядом с ним, чувствуя себя неловко от такого количества обращённых на них взглядов, пока Капуле не повернулся в их сторону.

– Я в вас ошибался, – сказал король. – Ни один народ не мог бы стать более верным другом и союзником. Я был неправ и прошу меня простить.

Рока перевёл, после чего Фольвар и остальные неловко поклонились. Являлись ли эмоции на лице короля искренними или нет, Рока не знал, но тем не менее решил ему поверить.

– Мы понимаем, – произнёс Капуле с некоторым беспокойством, – что ваш народ либо хоронит, либо сжигает своих почётных мертвецов. Мой народ желает, чтобы они навсегда остались здесь, в Кецре, под стеной, которую удерживали, и стали бессмертными защитниками нашего города. Но мы… конечно же, поймём, если бы они предпочли, чтобы их забрали домой.

Его жрецы подарили святилищу серебряную мемориальную доску, которую планировали установить высоко на воротах и на которой каким-то образом на языке Тонга были выгравированы имена всех погибших аскоми. Под именами шла надпись: «Здесь покоятся величайшие в мире воины, что воевали и умерли за чужеземцев из-за одной лишь любви к ближнему своему».

Рока был рад узнать, что ещё не утратил способности плакать. Капуле с улыбкой наблюдал за его реакцией.

– Мы желаем, чтобы впредь у нас всегда были такие соседи и союзники. На востоке и западе есть незанятые земли, и мы сочтём за честь принять ваших поселенцев там, а также в любом другом месте, которое такой крепкий народ решит возможным освоить. Они станут жить рядом с нами, и мы поделимся нашими знаниями и нашими орудиями труда, если они того пожелают.

Рока перевёл своим людям, и они поклонились в знак глубочайшего уважения, на которое только был способен их народ. Тонги хлопали и плакали вместе с ними за себя и за чужеземцев от скорби и облегчения, из-за того великого бремени и привилегии, которое они обрели, оставшись в живых.

Потом они с Эгилем и Фольваром отправились в Шри-Кон к Дале, которая, судя по всему, собственноручно убила Кикай. Она сидела рядом с Тейном, который выглядел осунувшимся и