– Почему ты мне не сказал, что они на это способны? – шепнул Рока Кейлу в Роще. – Ты так мне мстишь?

Задавая вопрос, он понял, что не испытывает злости, лишь любопытство. Голос Кейла заполнил его мысли как в истинном мире, так и в мире мёртвых.

– Я не знал.

Рока кивнул, поверив ему, хоть это и не имело значения. Он опустился на колено и отбросил копьё, понимая, что город обречён. Мечта его народа о заселении новых земель в относительном мире развеялась как дым, сменившись мыслью о предстоящих набегах и войне, когда поколение озлобленных воинов решит выместить свой гнев на новом мире, который их отверг.

– Ты что, не слушал её, брат? – прошипел Букаяг. – Разве мы мертвы? – повысил он голос. – Скажи мне, мы мертвы?

Нет, подумал Рока, пока нет.

– Значит, ничего ещё не кончено.

Рока фыркнул, на этот раз не впечатлённый упрямством Букаяга. Он махнул рукой на своих воинов, мёртвых или умирающих у их ног.

– После всего, что я сделал… – презрительно прорычал его брат. – Всю жизнь мы собирали легион мёртвых, и теперь здесь, посреди трупов, ты считаешь нас беспомощными?

Рока моргнул и взглянул в свою Рощу. Мёртвые уже собирались, стекаясь со всех сторон, выглядывая разбитыми лицами из тумана. Они превратились в бесчисленную толпу, окружившую его на тренировочном поле.

– Вставай! – Букаяг оттолкнулся рукой от травы, заставляя обоих подняться. – Мертвецы мои, – прошипел он, – они всегда были моими. Используй их.

Рока в отвращении вздрогнул.

– Я их почитал. Это страна живых, брат. Им здесь не место. Они… ненастоящие. Это всё у меня в голове.

Букаяг поднял полурасплавленный меч и рассмеялся. Деформировавшись из-за жара, тот теперь больше походил на кузнечный прут.

– Жизнь и смерть, – шептал он, – переплелись и исказились. Они не так уж и различаются, брат. Обе утекали в почву, слой за слоем, прежде чем у времени появилось имя. Их разделяет лишь воля. Используй это.

Рока сжал пальцы на ещё не остывшем металле, а затем попытался сделать глубокий вдох и при этом не задохнуться. Он знал, что это очередная черта, которую не следует преступать, ещё одна граница, за пересечение которой придётся заплатить. Он уже потерял вкус еды, тепло солнца, как потерял и желание, сон и почти все ощущения в теле.

Но если он ничего не предпримет, страдать будут живые – дети Эгиля, Лани, Хеми и все остальные, кто заслуживал лучшего. А у него ещё оставалось то, что он мог отдать.

– Да будет так.

Рока обхватил железо обеими руками и с рыком вогнал его в землю.

– Возьми их, брат, – закрыл он глаза. – Возьми столько, сколько требуется.

Мёртвые толпились вокруг, вооружаясь мечами и копьями и берясь за руки, образуя цепочку.

Перед глазами у Роки встала та ночь, когда он набрал первых своих изгнанников, порицая пророчицу, пока мужчины стояли у угасающего костра, соединив руки вокруг него. В груди разлилось тепло, и сквозь оцепенение он всё ещё чувствовал боль. Она, подобно кислотной реке, текла от его туловища к руке, усиливаясь до тех пор, пока он едва не потерял сознание. Взглянув на себя, он ожидал увидеть пузырящуюся плоть, но ничего не произошло. Букаяг взревел.

– Разве я сказал, что ты можешь умереть? – в агонии закричал он, хватая труп Бирмуна второй рукой, выкрикивая слова в его оплавленное лицо. – Какова была твоя клятва? Где моя добыча?

Рока заставил себя перевести взгляд в небо, надеясь сквозь дым увидеть сияние звёздных богов. В Роще он смотрел на мертвецов, постепенно исчезающих в мерцании, и утирал со щёк слёзы.

– Вы не должны этого делать, – шептал он. – Вы так много отдали. Вы больше ничем не обязаны.

Но мёртвые ничего не сказали. Они никогда не говорили. Сотня их исчезла, а в истинном мире содрогнулась земля.

Первым дёрнулось тело Бирмуна. Его единственное оставшееся веко вздрогнуло, затем открылось, и он поднялся, липкой плотью отталкиваясь от травы.

Рока не знал, действительно ли это он или некий безымянный мертвец, запертый внутри его тела. Смотрел на ужасные раны и спокойные, безжизненные глаза и вспомнил о том дне, когда впервые увидел этого человека. Тот был так молод и полон жизни. Теперь же отдал всё. И даже больше.

В голове Роки, нежданно и непрошено, складывались слова. Он увидел себя в зале Хусавика вместе с Эгилем и Айдэном, когда впервые представился рунным шаманом. Услышал сказанные его собственным голосом слова, даже чувствовал, как они покидают горло. Он покачал головой, чувствуя безумие – ловушку судьбы или фортуны, слишком жестокую, чтобы быть реальной.

Я не пророк, думал он снова и снова, я не пророк.

И всё же слова пришли.

– Никакой огонь, – прошептал Рока, видя глаза Айдэна, слившиеся с глазами Бирмуна, – не может спалить страну пепла.

Зашевелились остальные трупы. Бирмун поднялся, и из его иссохшей руки вырвался огонь творения, когда он воплотил новый щит из Рощи Роки. Сыновья синхронно повторили действия за ним, поднявшись из умирающей травы и дыма без единого слова и не двигаясь с места, словно ожидая приказа.

Дина тоже поднялась. Её обнажённые рёбра напряглись, когда она резко встала на ноги, а затем в нетерпении уставилась на Року. Он провёл дрожащей рукой по её всклокоченной гриве, отворачиваясь от крови, всё ещё сочащейся из перерезанного горла. Он оседлал её, отбросив все свои страхи и вопросы, которые больше не имели значения. Букаяг был прав, как была права и Бэйла. Его предназначение всё ещё было не исполнено.

– Вперёд, – прорычал Букаяг за них обоих, а затем уже спокойнее сказал Роке: – Я видел их уловки, брат. Я справлюсь. Я справлюсь.

В руках неупокоенных мертвецов вспыхнули стальные мечи, а пустые глаза обратились к свету. Вождь «ночных людей» пошёл первым.

⁂

Оско поёжился, когда в дыму раздался пронзительный крик. Это был вопль отца с умирающим ребёнком на руках, льющего маслянистые слёзы на беснующееся пламя и ищущего виновного.

Он стоял и безмолвно наблюдал за празднованием наранской элиты. Мужчины ликовали, их паника переросла в эйфорию, а затем притухла, когда они услышали крик. Ижэнь покачивался на ногах, глядя на небо и воздев руки в знак благодарности.

Задрожала земля, и на мгновение все испуганно подумали, что это новая волна варваров на своих животных ринулась в атаку, и телохранители, и даже мезаниты, выхватив копья, стали обшаривать дым. Затем дрожь прекратилась, и Оско вместе с остальными ждал и смотрел, как из облака дыма выходят сгоревшие люди.

Император, который ещё несколько мгновений назад, казалось, находился на грани праведной экзальтации, переводил взгляд