– Айдэн здесь? – прохрипел он, словно разучившись говорить.

– Нет, господин, – успокаивающе произнёс Эгиль, пока волосы по всему его телу встали дыбом.

– Бесполезные ленивые твари. – Лицо Роки вытянулось, оскалилось. – Собери воинов, встретимся у восточных ворот.

Эгиль, как всегда, не стал спорить с «Букаягом». Он согнулся в почтительном поклоне и ничего не сказал, а Рока, глаза которого ничего не выражали, отвернулся, словно у него было какое-то ещё важное дело.

Эгиль созвал пьюских моряков, двух официальных посланников, ожидавших у главных врат, и вождя Фольвара. Гонцов он отправил к королю, и очень скоро – как ему показалось – рядом с ним оказались два тонгских генерала, командир мезанитов, дочь короля Лани и королевский племянник, её телохранитель. Лишь после этого он разбудил Бирмуна.

– Почему так долго? – прорычал Рока, стоя у восточных ворот. Эгиль лишь вздохнул и пожал плечами, извиняясь.

Року уже окружили люди пепла и лошади. Приблизилась свита короля, и почти сразу же они заспорили о том, что нужно делать. Король, судя по всему, предложил отправить на стену подкрепление, а затем послать гонца на переговоры. Его генералы согласились, отмечая, что великая победа уже в кармане и что имперские солдаты лишь ждут возможности сохранить достоинство.

Рока взглядом заставил их всех замолчать.

– Император, – медленно проговорил он, – находится за этими стенами. Только его смерть принесёт победу.

Тонги обменялись неуверенными взглядами. Заговорил один из генералов.

– Гора трупов уже добралась до середины стены, господин шаман. Город поднялся на защиту. Наверняка они хотя бы обдумают…

– Нет. Они будут умирать до последнего, – перебил его Рока. – Сотня тысяч рабов в итоге заберутся на стену и задавят вас. Мы должны его убить.

Словно в подтверждение его слов, неподалёку шмякнулась груда плоти и сломанных конечностей, несомненно, брошенная катапультой.

– Как? – спросил второй генерал, которому явно стало не по себе от этого зрелища. – Армия, как ты и сказал, огромна.

– Отвлекающий манёвр, – гаркнул Рока, как будто это было очевидно. – Два отряда выйдут из города и будут сражаться, пока не расчистят брешь. Затем я возьму всех всадников, которые здесь есть, и нападу на него.

Генералы фыркнули и переглянулись, а затем посмотрели на принцессу и королевского племянника, чтобы те их поддержали. Те выглядели обеспокоенными, но ничего не сказали, и генерал ответил:

– Эти два отряда – если они покинут город… Даже если ты преуспеешь…

– Большинство погибнет, – подтвердил Рока с растущим раздражением. Генерал повысил голос.

– Ты сказал, что их армия разобьётся об эти стены, – шагнул он вперёд. – Что они погибнут, когда их снабжение будет нарушено. Разве не это ты говорил?

– Планы меняются. – Если Рока и заметил агрессивную позу военного, то не подал виду. – Это наш шанс.

Тонгский генерал покачал головой и, отвернувшись, что-то прошептал второму генералу, прежде чем повернуться обратно.

– Я не могу послать людей на такое. Это самоубийство. Никто не согласится.

Року перекосило от презрения. Напряжение нарастало. Тишину нарушил командир мезанитов, заговоривший на отрывистом языке, которого Эгиль не понимал. Тонгская принцесса перевела:

– Командир Карт говорит, что его люди бодры, хорошо вооружены и что им скучно.

Никто не знал, что на это ответить, особенно генералы. Вождь Фольвар очень плохо понимал континентальные языки, но, судя по всему, суть уловил.

– Если нужны люди, шаман, – почтительно кивнул он, – я об этом позабочусь.

Бирмун тоже шагнул вперёд.

– Я поскачу с шаманом, вождь, и буду охранять его ценой своей жизни.

Фольвар встретился с ним взглядом, как бы оценивая искренность его намерений, и в конце концов кивнул.

Року это, однако, как будто бы совершенно не впечатлило и даже не особо интересовало. Прищурившись, он оглядел собравшихся, а затем отвернулся, словно всё уже было решено.

– Мезаниты выстоят. Когда они прижмут врага на флангах, возьми своих людей и сокруши их, Фольвар. Гони их, покуда сможешь. Мне нужен хаос.

Вождь кивнул, и после очередного этапа перевода и неохотного согласия командир мезанитов отправился за своими людьми. Тонгские генералы выглядели несколько пристыженными и обещали удерживать стены и врата. Рока уже ушёл прочь.

Он привёл свою лошадь из козьего загона, превращённого в импровизированную конюшню, пока у врат собирались люди пепла и мезаниты. Эгиль вместе с остальными смотрел на сотню мужчин в пластинчатых доспехах, блеск которых безошибочно выдавал в них сталь Роки. На них были открытые шлемы, кирасы, наручи и поножи, а в руках они держали практически идеальной формы огромные прямоугольные щиты. На спинах и бёдрах торчали мечи и копья, и Эгиль понял, что на щитах были выгравированы письмена, не похожие на руны.

– Что здесь написано? – выпалил он, не подумав. Командир мезанитов взглянул, куда показывал скальд, и по его лицу было понятно, что он доволен проявленным интересом. Он заговорил, а принцесса Тонга перевела.

– Карт говорит, что ваши боги наверняка говорят на его родном языке. На щите написано «горе».

Эгиль кивнул, хотя не понял, почему это важно. Из стаи воинов вышел ещё один чужеземец, уродливый и закутанный в цветные шелка. Эгиль его узнал – он видел его в островном дворце, вместе с Принцем-Чародеем сражавшегося против Роки. Какой-то кочевник-изгнанник, которого называли кондотийцем.

– Асна пойдёт с варварами, – заявил он, как будто кому-то было до этого дело, на наранском, который был ещё хуже Эгилева. – Асна уже очень привык спасать мезанитов.

Это заявление было по большей части проигнорировано, но, когда он присоединился к воинам Фольвара, хрустя шеей и размахивая парой тонких изогнутых мечей, вождь ничего не сказал.

Когда все собрались, Рока окликнул стражников, и те нажали на рычаг, открывая железные двери, что распахнулись с лязгом и протяжным скрипом. Как и несколько дней назад, многие горожане пришли посмотреть. Тонги выглядели напуганными и усталыми, но в то же время, казалось, испытывали некое благоговение, потрясённые храбростью мезанитов так же, как и все остальные.

Для людей пепла они мало походили на воинов – гладко выбритые и низенькие, больше похожие на мальчишек, чем на мужчин. Но тем не менее они несли оружие и были облачены в доспехи, облегавшие жилистые тела тёмно-бронзовой плоти, а взгляд их был твёрд и решителен. Без песен, речей и выпивки они в одиночку прошли через распахнутые ворота, синхронно надвигаясь на непобедимого врага.

Хоть Эгиль и был скальдом, говорившим теперь по крайней мере на четырёх языках, он не мог подобрать нужного слова ни в одном из них. Эти горцы были