больницу ехать.
Я же обернулся к нашему пациенту.
— Вань, ты как?
— Как будто по мне гаубицы проехали, — очумевшим голосом ответил Калинин, — болит вообще всё.
А после завыл и заохал так, что у него на глазах выступили слёзы. Ещё никогда не видел, чтобы человек так радовался боли. Юматов же и вовсе решил, что бедный парень двинулся мозгами.
— Вань, ты чего? — кудахтал он не хуже наседки. — Всё хорошо? Мы сейчас найдём какой-нибудь обезбол в аптечке. Тебе легче станет.
Но стоило нашим взглядам с Калининым встретиться, и я прекрасно понял, что это смех сквозь слёзы.
— А раньше ведь не болело, да, Вань? — улыбнулся я.
— Не болело, — сквозь слёзы смог произнести он. — Спасибо, Юрий Викторович, вам и вашей сестре. Если бы не вы…
Я же задумался: если заживлению ран того же Калинина мешали осколки, а вернее, капли пустоты, то, судя по всему, ту же картину мы увидим и у Лапина, который находился рядом. А это значило, что гаубицу подорвали пустотной гранатой, и Светловы к этому явно были каким-то образом причастны.
Ивана с Эльзой мы перевезли в наш городской лазарет, туда же приехала бабушка. Я попросил захватить с собой Мясникова и вызвать сразу же в лазарет Лапина. На дежурстве в больнице находился доктор Лемонс, а потому они смогут и Эльзе помочь, и в случае чего и ассистировать мне, если моя догадка окажется верной. Поскольку все лекари и Лапин находились под клятвой роду, то я мог раскрыть некоторые тонкости процесса лечения Ивана.
— В результате несчастного случая в артефакторном цехе, мы отыскали вариант лечения без использования астролита. Без подготовки и по наитию у нас с сестрой это вышло, правда, Эльза чересчур выложилась. Подозреваю, что для подобных вмешательств нужно более одного лекаря в моменте. Доктор Лемонс, вы принимали пациента. Как его состояние?
— Невероятное, — доктор поправил очки на носу. — Я прогнозирую восстановление двигательных функций на восемьдесят пять процентов, возможно, и выше. Правда, одной магией проблемы не решить. Очень многое теперь зависит от упорства Ивана. Ему предстоит пройти курс физиотерапии и лечебной физкультуры. Но уже то, что он чувствует боль и прикосновения, внушает в нас сильнейший оптимизм.
— Отлично, — обрадовался я. — Если результат удобоваримый, то предлагаю вам, доктор Лемонс, и вам, Фёдор Михайлович, ассистировать мне и восстановить кондиции Василия Николаевича Лапина. Если я прав, то у нас с вами получится вернуть подвижность и ему. Рискнём?
— Ну, а как же технологические карты операции? — всё же с сомнением произнёс доктор Лемонс. Мы же готовили вариант…
— Я согласен, — перебил Лемонса Лапин. — Я ещё когда давал кровную клятву, вверил свою дальнейшую жизнь в руки Юрия Викторовича. Если уж вы Ване помогли, а он, по сути, не специалист уровня Степана Юматова, а безродный сирота-калека, то и я вам доверюсь.
— Спасибо за доверие, Василий Николаевич, — я решил поправить артефактора, — но кое в чём вы ошиблись. Ваня — не безродный сирота-калека. Дав клятву служения, он стал Угаровым. А мы своих не бросаем.
Кажется, Лапин смутился от моих слов, но спорить не стал, лишь кивнул, опустив взгляд в пол.
Операция Василия Николаевича отчасти прошла даже легче, чем у Калинина, ведь его состояние контролировало сразу два лекаря, а повреждения устранялись поэтапно. Внутри него осколков практически не осталось, оставшиеся не были для него опасны, чего не скажешь о россыпи капель пустоты. Моя задача была двоякой. Я не просто выпивал капли пустоты, но и подсвечивал места их бывшего обитания радужной плёнкой магии иллюзий. Лемонс же с Мясниковым латали нашего артефактора, так сказать, в четыре руки. Но в данном случае вместо рук у Фёдора Михайловича был один сплошной целительский саван, как он это называл.
Но если я думал, что вмешательство в организм Лапина пройдёт быстрее, чем у Калинина, то слегка ошибся. Видимо, вовремя взрыва тот максимально старался закрыть собой сироту и словил большинство осколков пустоты в себя. Я вообще удивляюсь, как при таком количестве агрессивной и вечно голодной магии в организме он вовсе не стал магическим инвалидом, а всё ещё продолжал иметь способности пятого ранга. Сращивать и восстанавливать ему пришлось едва ли не всю структуру энергоканалов, а уж сколько было перебито нервных окончаний, стволовых клеток — одним богам известно. Хотя сегодня их подменяли Мясников вместе с доктором Лемонсом. Мне кажется, что латали они нашего Лапина едва ли не дольше раза в два, чем мы с Эльзой Калинина.
Выглядели лекари после операции, будто с них семь потов сошло, мокрые, как мыши из-под дождя, но довольные донельзя. У Лемонса и вовсе руки подрагивали.
— Да уж, — сказал он, упираясь руками в кушетку, чтобы не упасть от слабости. — Никогда не думал, что это будет так сложно. Как будто что-то сопротивлялось, когда мы восстанавливали всю структуру, заметили?
— Как не заметить, видел я уже однажды подобное, — и Мясников посмотрел на меня прямым взглядом.
Да уж, тем, кто сталкивался с пустотой, не нужно объяснять последствий и работы с ней.
— Фёдор Михайлович, — переключился я на моего спасителя, — ты на очереди. Эльза и доктор Лемонс восстановят силы, и возьмёмся за тебя.
Но Мясников лишь покачал головой, глядя на меня с отеческой заботой, на которую в принципе имел право с учётом того, что он спас мне жизнь.
— Юрий Викторович, у меня ситуация несколько иная. Если у них хотя бы ошмётки тканей, нервов, сосудов были, перебитые этой дрянью, мешавшей всё срастить, то у меня отсутствует часть спинного мозга в грудном отделе. Мне ещё исключительно повезло, что мозг воспринимает от тела сигналы для дыхания, иначе бы и вариантов у меня бы не было. Понятно, что этой дряни во мне тоже предостаточно, и, возможно, вы мне даже сможете восстановить подвижность рук, но… полной подвижности добиться не сможете, как с тем же Лапиным или Калининым. Поэтому я и согласился быть тем самым подопытным кроликом для использования технологии восстановления нейропроводимости через астролит на мне.
Я кивнул, а про себя подумал:
«Что ж, Фёдор Михайлович, когда-то вы пожертвовали своей жизнью, чтобы спасти меня. Я же ради вас нарушу некоторые незыблемые запреты, но верну вам вашу».
Глава 11
Вся эта история с пустотными гранатами, генералом Светловым, вдруг получившим