Файетт взвизгнула и бросилась на Жабку, обрушив на неё магию.

Она могла защитить Халима от магии или себя от Файетт — и это не было выбором. Водопад магии обрушился на рыцаря, а руки Файетт сомкнулись на горле Жабки.

Что ж, — подумала Жабка с поразительной ясностью, будто у неё было всё время мира, — вряд ли я скоро снова усыплю её.

Пальцы Файетт впились в её горло, отбрасывая через комнату. Будь её руки больше, шея Жабки сломалась бы мгновенно, но тело Файетт не выросло достаточно.

— Хватит, — прошипела подменыш. — Хватит.

Жабка не могла разжать хватку. Всё, что ей оставалось, — молиться, чтобы Халим догадался бежать, пока Файетт не обернулась.

Он не побежит. Он рыцарь.

Да, но он сказал, что не очень хороший.

Жабка никогда ещё так страстно не молилась за чужую трусость.

Шаг за шагом Файетт подталкивала её к балкону. Зелёнозубые научили Жабку задерживать дыхание на долгие минуты, так что она могла поддерживать барьер, удерживавший магию Файетт, но это отнимало все силы.

— Ты всегда останавливала меня, — сказала Файетт. — Я могла привести их. Я могла позвать.

О чём она? — зрение Жабки помутнело, в ушах ревела толпа. Она беспомощно била Файетт по голове.

Что-то твёрдое ударило её по бёдрам, и Файетт начала перегибать её через балкон, хотя ей приходилось тянуться. Что происходит? — подумала Жабка, а затем, мудро: А, я не могу дышать. Не хватает воздуха…

Жабы дышат кожей. Рефлекторно, когда воздуха не хватало, она превратилась, став жабой, даже когда мир погрузился во тьму.

Она услышала мужской крик, затем упала — но лишь немного, — что-то пролетело над головой, как птица,

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Я думал, ты упала, — сказал Халим. — Пытался поймать и… врезался в неё. Она потеряла равновесие, но не знаю, намеренно ли я толкнул её. — Он сглотнул. — Думаю, наверное, да.

Жабка кивнула.

Они вышли из башни, и она долго смотрела на тело внизу. Она знала, что должна что-то чувствовать, что, вероятно, снова поступает неправильно, не испытывая должных эмоций, но не понимала, что именно. Облегчение, что всё кончено? Вину за такой исход? Но она не чувствовала ничего. Возможно, не верила, что это конец. Всё длилось слишком долго, а это было слишком внезапно, окончательно и бесповоротно. Её долгое бдение не могло просто завершиться.

Неужели?

Её первым порывом, ужасным, как оно было, стала попытка спасти Файетт. Если бы та лишь пострадала, одному Богу известно, что сделала бы Жабка. Но здесь спасать было нечего. Тело Файетт разбилось о твёрдую землю замка, и даже подменыши умирают от такого.

Жабка поняла это сразу, как увидела тело. Глэмор, окутывавший Файетт, исчез. Она была жутко прекрасным ребёнком, но то, что лежало разбитым внизу, показалось бы людям, вырастившим её, столь же чуждым, как и сама Жабка. Её пальцы имели слишком много суставов, шея была слишком длинной, а окровавленные зубы во рту — слишком многочисленными и острыми. Глядя на неё, Жабка могла предположить, из какого клана фей происходил подменыш, хотя это знание уже ничего не значило.

— Когда она падала, на мгновение это выглядело… неправильно, — сказал Халим, опускаясь рядом на землю. — Звучит безумно, да? Но мне показалось, она может летать.

Жабка кивнула. Её горло было сплошным синяком, и голос звучал ещё более жабино, чем обычно.

— Возможно, — прохрипела она. — Будь она старше. Но она ещё не владела воздухом, а просить… не было в её природе.

Немного больше времени — и она бы научилась. Или подчинила бы что-то иное… Жабка вспомнила, как Файетт говорила о «призвать их», и содрогнулась. Были миры и хуже Фейри.

Халим поднялся, слегка морщась, и она вспомнила, что его запястье сломано.

— Твоя рука! Тебе должно быть так больно… Дай мне помочь…

Он улыбнулся, но губы его побелели.

Она отвела его подальше от разбитого тела. Воздух казался чище с каждым шагом. Жабка предполагала, что рана, перевязанная в замке, заживала бы дольше, но не стала углубляться в эти мысли, а вывела его за терновую изгородь к лагерю.

Лечение оказалось несложным. Перелом был чистым, а Халим знал достаточно полевой медицины, чтобы они вдвоём смогли вправить кость. Жабка сделала примочку из щавеля, чтобы снять отёк, и положила ветки рябины на шину, чтобы вытянуть злобу.

— Сойдёт, — сказал он, шевеля пальцами и морщась. — Буду чувствовать на погоду, но держать щит смогу. — Он криво улыбнулся. — Правда, с некоторыми нуждами будут трудности, но Бог простит мою неловкость, пока не заживёт.

— Прости, — прошептала она, склонившись над его рукой. — Прости.

— Ты мне руку не ломала.

— Нет, но… если бы я сделала что-то… была лучше… если бы мы остановили её раньше…

Его глаза стали серьёзными.

— Некоторые вещи нельзя исправить.

— Мы не могли изменить её, — сказала Жабка, и слова резали её разбитое горло, как стёкла. — Королева любила её, нянька и я пытались годами… Но любви и стараний было недостаточно, и ничего не менялось! — Она издала хриплый всхлип. Халим неловко обнял её, а она вцепилась в края его одежды и заплакала чёрными чернильными слезами, оставляя пятна на его плече. — Это должно было иметь значение. Вся эта любовь, все эти попытки… должны были что-то изменить…

— Знаю, — сказал он. — Знаю.

Жабка дрожала в его объятиях. Ей хотелось обернуться своей самой тихой, холодной жабиной формой, погрузиться в грязь и не думать долгое время. Но она осталась человеком, и Халим держал её, как никто не держал с тех пор, как она покинула зелёнозубых.

В конце концов слёзы иссякли. Внутри оставались века непролитых, но тело могло выделить лишь столько за раз. Она понимала, что глаза её, обведённые чёрным, выглядят так, будто её избили, но поделать с этим было нечего.

— Прости, — снова сказала она. — Рыдаю над тобой, когда должна бы готовить отвар от боли.

— Ты тоже страдала, — сказал он, — а души заживают дольше костей. Но я чувствовал себя куда лучше, чем сейчас — не стану отрицать.

И затем он поцеловал её в лоб.

Жабка не знала, как на это реагировать, и, видимо, он тоже, потому что отпустил её и пошёл одной рукой подводить лошадь к костру.

Травы в саду замка за годы одичали, многие погибли, задавленные более сильными сородичами. Жабке пришлось компенсировать это магией, насколько возможно, а магия всегда ненадёжна.

Но её силы возвращались. Она чувствовала, как они капают на кожу, впитываясь, капля за каплей, словно дождь на иссушенную