T. КИНГФИШЕР
ТЕРНОВАЯ ИЗГОРОДЬ
Thornhedge, 2023
Переводчик: Павел Тимашков
Данный перевод выполнен в ознакомительных целях и считается «общественным достоянием». не являясь ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять его и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено или отредактировано неверно.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В первые дни стена из шипов была пугающе очевидной. Просто невозможно было скрыть изгородь с колючками, острыми как лезвия мечей, и стеблями толщиной с человеческое бедро. Такая стена вызывала любопытство, а с любопытством приходили и топоры — и фее оставалось лишь изо всех сил стараться, чтобы особо любознательные не проникли в башню.
Однако со временем вокруг краёв терновника разрослись ежевика, шиповник и дикие розы — все эти сорные растения-оппортунисты — и это смягчило очертания колючей стены, дав фее немного передышки. Бродячие принцы и безденежные младшие сыновья были очарованы шипами, которые так явно предназначались для того, чтобы не пускать людей внутрь. Но вот густые заросли кустарника уже почти никого не интересовали.
Помогло и то, что земля вокруг колючек стала негостеприимной. Это не было чем-то столь же очевидным, как пустыня, но колодцы пересыхали почти сразу после того, как их выкапывали, а дождевая вода просачивалась сквозь почву, будто это был песок, а не чернозём. Это тоже было делом рук феи, хотя она и сожалела о необходимости таких мер.
Фея была зеленовато-бежевого цвета, как ножки у грибов, а её кожа синела от ушибов, словно грибная мякоть. У неё было широкое, лягушачье лицо и волосы, похожие на водоросли. Она не была ни красивой, ни злобной, какими часто описывают представителей Волшебного Народа.
В основном она была беспокойной и часто уставшей.
— Как они узнаЮт? — жалобно спросила она. — Все, кто знал её, должны были уже умереть от старости — они и их дети тоже! Их внуки должны быть седыми. Как они вообще помнят, что здесь есть башня?
Она говорила, в общем-то, с белой трясогузкой — маленькой птичкой, которая любила короткую траву и постоянно подёргивала хвостом, когда ходила. Трясогузки не были такими умными, как грачи, галки или вороны, но фея их любила. Они не смеялись над ней, как вороны, и не разносили сплетни, как грачи.
Трясогузка подбежала ближе, продолжая подёргивать хвостом.
— Должно быть, они рассказывают истории, — безнадёжно сказала фея. — О принцессе в башне и колючей изгороди, которая не пускает принцев.
Она вытерла глаза. Она знала, что её веки посинели от непролитых слёз.
Кроме трясогузки, её никто не видел, но она всё равно ущипнула переносицу и запрокинула голову. Старые привычки никуда не делись.
— Я не могу бороться с историями, — прошептала она, и несколько слёз, тёмных как чернила, скатились по её лицу, запутавшись в волосах.
Но время шло, и, возможно, истории рассказывали реже. Меньше мужчин приходило к колючей изгороди с топорами. Трясогузки улетели, потому что предпочитали открытые пространства, и фее было грустно видеть их уход. Вместо них появились сойки, порхавшие среди шипов и оглашавшие воздух своими криками. Несмотря на всю их брань, они были пугливыми и легко вздрагивали. Фея видела в них родственные души — ведь она и сама всё ещё легко пугалась.
Шли годы, терновник зарастал шиповником, и её душа успокаивалась. В её сердце были камни, которые никогда не переставали тереться друг о друга, но в те годы, когда не приходили принцы, они не давили так сильно.
Фею охватил ужас, когда она услышала звон топоров неподалёку. Она притаилась в кустах, приняв форму жабы, не двигаясь, и думала: Что я буду делать, если они подойдут ближе?
Но они не подошли ближе. Они прорубали дорогу через лес, но обошли заросли стороной. Башня стояла на каменистом холме — хорошее, защищённое место для замка, но неудобное для дороги. Топорщики проложили путь к югу, длинной дугой, через то, что когда-то было вспаханными полями.
Долгое время фея боялась, что появление дороги приведёт к новым принцам и младшим сыновьям, но в основном по ней шли купцы и путешественники. Никто из них, казалось, не интересовался тем, чтобы пробиваться сквозь густые заросли, и, возможно, никто не задумывался о том, какую площадь они занимают, или не останавливался, чтобы поразмыслить, что может скрываться за такой плотной растительностью.
Она с интересом наблюдала за путниками, потому что это были единственные человеческие лица — кроме одного — которые она видела. Они были такими разными, столь разных форм и цветов. Бледные, светловолосые мужчины, шагавшие с севера, и темнокожие воины в прекрасных доспехах, приезжавшие на лошадях с востока. Люди в караванах, похожие на старую королевскую семью, крестьяне в домотканой одежде, кочевники в своих повозках — целый срез человечества, который проходил мимо друг друга по дороге, кивал, а иногда останавливался и говорил на незнакомых языках.
(Один из немногих добрых даров, данных Волшебным Народом и им самим, — это способность говорить на любом языке земли. Фея понимала, что они говорили, но хотя слова были знакомы, остальное — нет. Она не узнавала названия городов, о которых они говорили, ни королей, ни халифов, а детали налогов и торговых законов были ей непонятны.)
Поток людей рос и рос, и в нескольких милях появился торговый дом. Фея видела его дым в небе. Она сплела пальцы и сжалась под колючей изгородью, пытаясь заглушить грызущий страх.
— Пусть они не приходят, — молилась она. Ей говорили, что у Волшебного Народа нет души, и, вероятно, это относилось и к ней — запутанному существу, застрявшему между мирами. Но на всякий случай она молилась. — Пусть они не приходят сюда. Пусть не вырубают колючки. Я не знаю, скольких из них смогу сдержать. Пожалуйста, отведи их. Эм. Аминь.
Последнее она добавила с беспокойством, не зная, делает ли это молитву правильной или нужно было что-то ещё. Священник королевской семьи относился к её присутствию терпимо, но этой терпимости не хватило на то, чтобы научить её правильно молиться.
Возможно, кто-то услышал её молитву. Поток людей сократился до тонкой струйки. Купцы перестали приходить. Фея видела лишь немногих. Среди них были люди в птицеподобных масках и тёмной, плотно облегающей одежде, блестевшей от воска. Они шагали, как цапли, как хищные птицы, и фея пряталась от них. В этих масках было что-то слишком похожее на лица старших из Волшебного Народа.
И всё же она предпочитала «птицелюдей» визгунам.
