— Ну что, друг, отнесёшь ли ты меня ещё раз к горам? Надо познакомиться с этой бабушкой, которую ты совершенно заслуженно послал в пешее эротическое путешествие за всё то, что она с тобой сделала?

Гор с тяжёлым вздохом спустил крыло, помогая мне забраться на него.

— Спасибо, друг, — погладил я его по шипастой голове.

Мы взмыли в воздух.

Гор устало махал крыльями, поднимая нас в воздух. Река с кораблём, обледеневшим и застывшим, будто во времени и пространстве, всё удалялась, и вскоре корабль превратился в точку. Со стороны оказалось, что наше пристанище и кораблём можно было назвать с большой натяжкой. Скорее, наше плавсредство напоминало драккар викингов, этакую парусно-вёсельную ладью с оскаленной мордой дракона на носу. Я же про себя отметил, что Гор летит будто бы на последнем издыхании — от былой изящности и лёгкости не осталось и следа. Если раньше в полёте мы ещё переговаривались, то сейчас я чувствовал состояние химеры. Он упрямо сцепил зубы, поднимая меня в воздух и прекрасно осознавая, что за этим последует боль.

А мы всё приближались к двум скалам, которые обрамляли реку по обоим берегам. Скорее всего, когда-то это была одна скала, сквозь которую река пробила свой путь и несла неторопливо воды в этом неизведанном краю. Стоило нам приблизиться к самым скалам, как из тумана соткался силуэт. Балахон скрывал лицо, фигуру и прочие детали внешности местной хозяйки, которая, завидев нас, резко взмахнула посохом для удара.

Однако же я отдал приказ Гору зависнуть в воздухе. Посох, со свистом рассекая воздух, пролетел перед мордой химеры, а следом послышалось тихое удивлённое ворчание:

— Надо же! Промазала…

— Уважаемая! — окликнул я неизвестный силуэт, пытаясь следовать хотя бы элементарным нормам вежливости. — Нехорошо так поступать с существами значительно слабее себя. Сильный слабого не обидит как раз из-за собственной силы. Нет чести в том, чтобы обижать слабого, неспособного дать отпор.

— Сила — это привилегия, и каждый может распоряжаться ей по своему усмотрению, — возразила здешняя хозяйка, зло сверкнув, кажется, глазами, хотя я даже не уверен, что у этой сущности было лицо.

— Сила — это не привилегия, — сдержанно возразил я, — сила — это обязательства, которые мы возлагаем на себя, достигая определённого ранга развития и самосознания.

— Кто бы говорил об обязательствах! — каркающим смехом отреагировал силуэт на мои слова. — У тебя есть обязательства, но ты их не выполняешь, и пока не начнёшь их выполнять, страдать за это будут те, кто тебе дорог. Мне надоело играть с тобой в игры, мальчишка. Ты обязан повиноваться и выполнять то, что я говорю.

— А вы, простите, кто, чтобы подобным образом разговаривать со мной?

— Я Махашуньята, и ты — мой жрец. Склонись передо мной.

М-да, нужно было догадаться, что долго игнорировать первородную божественную сущность вроде Пустоты не выйдет. А если уж эта сущность ещё и ассоциировала себя с женщиной, то вообще моё поведение было сродни смертельному номеру. Попробуйте проигнорировать женщину, наделённую властью? А если эта власть божественного ранга? То-то же… Я сейчас планировал пройти по очень тонкому льду.

— Вы что-то путаете, уважаемая Махашуньята, — возразил я, разглядывая силуэт. — Я никому не клялся служить и ничьим жрецом не становился. И уж точно добровольно не проходил никаких посвящений. А если мне не изменяет память, жречество — это именно что добровольное служение определённому существу.

— Да как ты смеешь, мальчишка⁈ Я наделила тебя силой! Я вытащила тебя из забвения! Я изменила твою жизнь, вылечив тебя! И только моей силой ты выживаешь во всех передрягах! А сейчас ты плюёшь мне в лицо⁈

— Я для этого слишком хорошо воспитан, чтобы плевать в лицо женщине, вне зависимости от её статуса или положения в обществе, — продолжал я предельно вежливо гнуть свою линию. Технически, к моим аргументам было не подкопаться. Факта принесения клятвы не было, а потому можно было побарахтаться. — К тому же это ваша точка зрения. Моя точка зрения выглядит несколько иначе. Клятвы я не давал, а потому всё то, о чём вы говорите, это всего лишь субъективная трактовка обстоятельств.

— Субъективная трактовка обстоятельств? — божественная сущность пробовала на вкус моё определение в некотором замешательстве, но быстро вернулась к первоначальной линии нападения: — Ты пользуешься моей силой! Ты открываешь порталы и ходишь по миру моей силой! Ты спас своих близких моей силой! Ты противостоял элементалю льда моей силой! Кто ты без моей силы? Ничтожество и калека! Ты мой раб и должен вовек был благодарен мне!

А вот это ты зря, богиня… Очень зря… Где-то в глубине души голову подняло нечто до боли знакомое, родное… Что-то или кто-то, кто заставлял выпрямить спину и не сметь преклонять колено перед зарвавшейся сучкой.

Из чистого упрямства я перешёл на ты с первородной стихией, будто мы были равны:

— Я — душа без прошлого. Я — ребёнок без родителей. Я — калека, которому суждено было стать возрождением рода, но которому ты своей прихотью решила изменить судьбу.

Восставшее нутро подкинуло в качестве аргумента ещё одну аксиому: нарушение вселенского равновесия всегда влечёт за собой последствия. Поэтому я произнёс, спокойно глядя на противостоящий нам силуэт:

— Не страшно нарушать вселенское равновесие? Или думаешь, что последствия тебя не коснутся, потому что ты первородная стихия?

Ух, как это выбесило Пустоту. Она рванула в мою сторону и даже замахнулась посохом, чтобы ударить, но я спокойно выставил руку, на которой засветилось розовое сияние, кажется, той самой магии рассвета, которой я в своё время напитался, находясь рядом с Эолой в Попигайском кратере. Посох замер, так и не обрушившись на меня.

— Ах ты, червь! Ты же личинка! Не раскрывшаяся душа, не оперившаяся! Как ты смеешь перечить мне⁈ Я лишу тебя всех сил, а вместе с ним и положения в обществе! Я верну тебя в то место, где бы ты был, если бы не мой дар! Оставлю тебя тем же калекой гнить под лестницей! Заберу у тебя всё, что не принадлежит тебе по праву!

Рядом со мной мелькнуло несколько туманных плетей, каждая из которых держала, словно в аркане, Малявана, Кродхана, Войда, а позже и меня сорвало с Гора. Так мы пятёркой и висели в воздухе, скованные силой первородной Пустоты.

—