эльфов в покое! Вас же никто не заставляет пить безалкогольное? Пейте свое любимое! – Эрн снова прыснул. И поднял палец: – Только в меру!
Хольм открыл рот, но тут же закрыл.
– Краг, никто не откажется от обычного пива или вина. Трактирщики мне обещали, клянусь!
– И они не будут совать мне это, – гном сморщился, – безалкогольное?!
– Если не хотите – не будут, – Эрн снова прыснул.
Гном осторожно поглядел в потолок.
– То есть это не полный переход, – он нарисовал пальцем дугу в воздухе, – а просто новый, э-э, сорт?
– Насколько я понимаю, да.
– О… Как-то я об этом н-не подумал.
На сей раз после паузы они засмеялись оба. Искренне и заливисто.
– Я даже продегустирую, – сказал Эрн. – Прекрасная новость! Столь же прекрасная, как и то, что господин Аффект в добром здравии! О, и кстати. В качестве возмещения ущерба трактиру ему в собственность будет передан дом.
– ДОМ?! Целый дом?!
– Да. Убийство организовал Крато, и все его имущество сейчас изымается. Дом отойдет господину Аффекту, а остальные деньги пойдут на нужды гвардии и города.
Краг Хольм раскрыл рот от удивления, да так и застыл в этом положении на некоторое время.
– Я знал, что эта заноза Крато темнит! – ответил он наконец.
Эрн снова выдавил смешок.
В открытую дверь скромно постучал Яр Безликинс. Рядом с ним стоял офицер Кот.
– Заходите, штаб-сержант, офицер, заходите, и… – капитан едва взглянул на них обоих и быстро перестал улыбаться.
Вокруг стало тихо-тихо. Безликинс и Кот не говорили. Это не было нужно. Все необходимое Игон Эрн прочел на их лицах.
***
Денек выдался погожий, и сотрудники Зала Прощаний Несеренити перенесли церемонию на лужайку перед кладбищем. Гроб с сержантом стоял на каком-то специальном постаменте. Рядом, с грустными глазами, лежала Буня. Напротив гроба в несколько рядов поставили аккуратные стулья, не больше шести или семи дюжин. К полудню большинство из них были заняты, и на каждом из пришедших была форма гвардии: белая рубаха, темно-синий жилет или куртка и черный, точно траурный, плащ. Даже Безликинс надел форму. Даже Жезла надел, хотя и не был обязан. И лишь одна-единственная Алтея, облаченная в темное платье, выбивалась из плеяды бойцов. Но она пришла не столько отдать дань уважения покойному Виру Смогу, сколько поддержать Игона Эрна, которому предстояло сказать несколько слов о сержанте.
Эрн невольно понял, что все вокруг выглядит ровным счетом так же, как и похороны штаб-сержанта Гроза много лет назад. Тогда капитан не обратил особенного внимания, но сейчас факт застилал глаза и прямо-таки кричал, что это неправильно.
Слова путались в голове, не желая собираться во что-то связное. Он потратил много времени, чтобы написать речь, по его мнению, достойную, но сейчас сжимал исчерканный лист бумаги и понимал, что не выйдет. Все не так.
Все вокруг совершенно не так, как должно быть.
Кошки на душе капитана заскреблись пуще прежнего. На секунду ему даже захотелось последовать примеру старой версии Рода Бравса – убежать, как он тогда на рынке. Вдруг оказалось, что жизнь состоит не только из устава гвардии, а из твоего отношения с ним и с другими. И дело не только в дружбе и взаимном уважении. Страх и слезы – это нормально и совершенно не всегда плохо. Жаль только, что жизнь всегда дает это понять с помощью урока, платой за который будет физическая боль и моральное опустошение.
И так каждый раз, сколько бы ты ни бился. И каждый раз будет недостаточно. Нет никакого учебника, не хватит никаких мудрецов, волшебников, драконов и даже сотни ученых, как принцесса Ангина и Икола Жезла, чтобы понять, как устроена жизнь. А она разная, она не будет работать по уставу, и далеко не всегда «понимать» что-либо значит, что ты понимаешь это что-то на самом деле. И каким бы правильным ты ни казался, как бы вежливо и учтиво ты себя ни вел, далеко не факт, что с тобой придут проститься все те, к кому ты эту вежливость и правильность проявлял. А когда с тобой приходят проститься лишь сослуживцы…
Эрну это сказало лишь о том, что в жизни сержанта Вира Смога, как и в жизни штаб-сержанта Гроза, ничего по-настоящему важного, кроме гвардии, и не было. С одной стороны, ничего плохого в этом нет, но… но ведь и повода для гордости тоже не проглядывалось, сколько ни смотри. Где семья, что должна быть рядом? Где лучший друг? Подруга? Хоть кто-нибудь! Такого прощания Эрн не желал ни себе, ни кому-либо другому. Он еще раз оглядел собравшихся. И посмотрел на Алтею, в ее грустные фиолетовые глаза.
– Господин капитан? – раздалось над правым ухом, вырывая Эрна из пучин раздумий.
Он вздрогнул.
– О! Ах, это Вы, господин Гармал.
– Я, Ваше благородие. Парни заканчивают копать, скоро все будет готово. Думаю, Вы можете начинать.
Эрн снова нервно смял бумагу и небрежно кивнул. Господин Гармал понимающе покачал головой.
– Господин Эрн, почему Вы здесь?
– Потому что погиб…
– Нет-нет, – возразил глава зала прощания, – неправильно. Почему он здесь – и так понятно, уж простите. Почему Вы здесь?
Эрн набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.
– Так почему?
– Проститься с другом… – ответил капитан после паузы.
Гармал едва заметно улыбнулся.
– Вот теперь верно, – сказал он ровным голосом. – Взгляните вокруг. Для них всех утрата что-то значит. И церемония нужна в первую очередь вам всем, живым. Поэтому… просто скажите, что думаете. Никто Вас не осудит.
Эрн не успел до конца понять, что именно имел в виду Гармал, но уточнять было поздно – тот отправился по своим делам. Собравшиеся между тем расселись по местам и ждали его слов.
Капитан подошел к небольшому столику на высокой ножке, какой использовали для выступлений, посмотрел на размякший от вспотевших рук смятый лист, попытался его расправить. Разобрать написанное стало решительно невозможно.
– Благодарю всех пришедших, – дежурным голосом начал Эрн. – Уверен, будь у сержанта возможность, он бы лично сказал каждому из вас спасибо.
Многие грустно закивали.
– Вир Смог… – он осекся и посмотрел в размытый, непонятный даже ему текст на бумаге. Потом на подчиненных. Потом на Алтею. Девушка коротко кивнула, будто поняла, что он хочет сказать, и сделала рукой короткий одобрительный жест.
Прошло несколько секунд. Эрн смял бумагу и убрал ее в карман.
– То, что вы все пришли проводить сержанта в последний путь, характеризует его с самых лучших сторон. Вир Смог был достойным гвардейцем и хорошим другом. Оттого мне очень больно, что здесь нет его близких.