Артур умудрился случайно задеть своего же игрока, при этом, чуть не свалив его с седла. Тритон не только не подлетал к гнезду, но и мешал всем остальным играть. Впрочем, этот позор длился не так долго, поскольку последнее яйцо забрали из гнезда Энергетиков, и игра закончилась. Энергетики проиграли, Лекари потеряли лишь одно яйцо, равно как и Морские львы.

Артур сыграл свою партию весьма скверно, как ему казалось, и, если бы у зрителей были в руках помидоры, они, наверное, закидали бы ими сейчас незадачливого скорохода.

Последние аккорды прозвучали, и занавес опустился. То есть разумеется, ничего не опускалось, просто все разошлись по домам после игры. Обсуждения были отложены на завтра, так как игроки были слишком измотаны, а особенно — новички.

«Не расстраивайся, Тритон. Может, еще поиграем с тобой», — мысленно обратился Артур к старому единорогу. Тот, с чрезвычайной для его возраста мнительностью, вероятно, подумал, что мальчишка его осуждает. Поэтому он сердито мотнул бородой и побрел восвояси, не удостоив своего всадника даже взглядом. Артур с грустью смотрел ему вслед. Вот и закончилась его игра. И он сам во всем виноват. Не надо было вспоминать Баклажанчика.

В этот момент юноша отчетливо понял одну из причин, почему Даг де Вайт не хотел брать его в команду. Слишком сильная привязанность к Баклажанчику мешала ему соединиться с другими единорогами и управлять ими. За исключением этого досадного факта все остальное было практически безупречным. Техника полета, манера держаться в седле, маневрирование — мальчику даже порой казалось, что он был рожден всадником. Однако к чему все эти достоинства, когда в конечном итоге он сыграл отвратительно? Артур живо представил себе осуждающее лицо профессора и наглую усмешку на лице Чака Милого. Идти в шале ему не хотелось. Диана с Триумфией уже успели покинуть арену. Тин тоже куда-то запропастился. Наверное, воображает перед девчонками, рассказывая всякие небылицы.

Артур быстро переоделся в раздевалке и, не говоря никому ни слова, направился в сторону лабиринта. Он миновал главную улицу, «Уголок», затем прошел мимо домика Лекарей и устремился к лесу. Зачем он туда шел? Казалось, что-то неведомое манит его в место, о котором ему никто ничего не мог рассказать.

Почему-то в Троссард-Холле все словно бы избегали говорить о лабиринте и о том, что находится за пределами школы. А ведь это куда интереснее, чем едингбол. По лесу наверняка можно было дойти до Клипса… Конечно, идти пришлось бы долго, но все же… А там, в маленькой лачужке, стоит у окна Левруда и с досадой потирает виски, как она, по обыкновению, делает, когда тоскует. А где-то над лесом одиноко кружит его красавец-единорог, если, конечно, он еще жив.

Артур был настолько погружен в свои грустные мысли, что даже не заметил, как вышел на опушку леса. Дальше начинался лабиринт, но он не захотел идти вглубь, хоть таинственный сад так и манил своим очарованием. Мальчик пошел вдоль рядов деревьев, думая обойти весь спальный городок по кругу.

«Где же ты?» — мысленно спрашивал он своего единорога. И повторял это вслух. Вероятно, случайный прохожий, заставший Артура за разговором с самим собой, оценил бы его поведение явно не в пользу последнего.

Так далеко студенты обычно не заходили — территория здесь была совсем неухоженная, и снег лежал повсюду, оплетая в свою холодную паутину деревья и холмы. Артур на мгновение приостановился и внимательно посмотрел вперед, оценивая, сколько ему еще идти до домика Львов. Но вот вдалеке замаячило какое-то яркое пятно, и Артур даже сначала с досадой отмахнулся от него, не веря своим глазам. Однако видение и не думало исчезать в бесплотных мирах, более того, оно уверенно направлялось в сторону мальчика.

Такова судьба всадников. Потеряв однажды своего друга, они становятся несчастными. Обретя его вновь — они словно заново рождаются.

Снег валил сплошной стеной, и здесь, вдали от школы, можно было наблюдать трогательную картину, как маленькая фигурка человека робко приближается к прекрасному животному. Он был такой же, его единорог. Темно-фиолетовый, как спелый баклажан, с веселыми маленькими глазками и улыбающимся ртом. Артур обнял его, не говоря ни слова. Да и к чему было говорить, когда они понимали друг друга без слов. Артур слышал мысли своего единорога, как если бы тот говорил как человек!

«Я так хотел найти тебя… — пронеслось у него в мыслях. — Где же ты был?»

«Меня сильно ранили, и я долго лежал в лесу, но мои сородичи позаботились обо мне… Прошло много рассветов, прежде чем я смог восстановить свои силы и вернуться к тебе».

«Почему в Клипсе ты выбрал именно меня? Откуда ты? И почему ты фиолетовый, а не белый?» — вопросы Артура сыпались на голову единорога как горох. Тот улыбнулся одними глазами — единороги никогда не понимали, почему человек так спешит и окружает себя и свою жизнь сплошной суетой. Из-за подобной торопливости и занятости люди могли бы даже не заметить отсутствие солнца или то, что луна вдруг покрылась плесенью.

«Я из древнего рода единорогов, — пояснил Баклажанчик, пытаясь сообразить, как донести свои знания до подопечного. Единороги общались между собой иначе. — Нас не так много. Мы отличаемся от белых единорогов не только окрасом… Мы можем передавать друг другу свою память. Мне, например, даже не нужно видеть своего предка, чтобы иметь представление о его жизни. Она для меня — открытая книга, поскольку воспоминания и знания всего моего рода передаются мне с рождения. Чем моложе единорог, тем он мудрее, как ни парадоксально это могло бы звучать для людей. Вы всю жизнь учитесь, каждый раз начиная с начала, а умирая, оставляете после себя труды, чтобы ваши последователи смогли также учиться всю жизнь… У нас все не так, — Баклажанчик любовно глянул на своего всадника. — Ты замерзнешь…»

Артур кивнул, и они потихоньку пошли в сторону Троссард-Холла.

«Зачем я тебя выбрал? — задумчиво продолжил Баклажанчик. — Единорогам нужны всадники. Каждый из нас ищет своего, порою даже всю жизнь. Иногда мы выбираем тех, кто отвергает наше предложение… Тогда мы вновь отправляемся на поиски. Сложно сказать, как единорог чувствует своего всадника… Я увидел в тебе доброту, честность, отвагу и