Племянник всегда был прав.

Воспоминания о счастливом и полном счастья детстве Пана и Эрна жгли ее и без того раненое сердце, выедали изнутри душу, словно черви, и ехидно приговаривали: «Ты могла все исправить, вот только теперь уже поздно. Пожинай, что есть, пока не поперхнешься этим».

И посреди всего этого, уставшая и измотанная моральной болью, она вдруг спросила себя: «Почему это поздно? Ведь крышка гроба сверху не маячит, а значит, еще есть надежда. Есть шанс все исправить. Все можно сделать». Можно унять разрывающее все внутри чувство, можно измениться самой, можно стать жестче. Дать понять, что как раньше уже не будет.

С нее хватит. Больше она не будет терпеть свинство.

Женщина прошагала на кухню, взяла ведро с помоями, вернулась к парадной двери, открыла ее и выплеснула все прямо на сына.

– Нравится?! – рявкнула она не своим голосом. – Вот и я так же себя чувствую! Столько лет ты гадил мне в душу, выродок!

Глаза Пана, распахнутые от удивления, резко стали щенячьими. И не как у маленькой милой собачонки, а как у собаки здоровенной, но изрядно напакостившей, а потому испуганной и явственно понимающей, что кара сойдет с небес и спасения не будет.

Будет больно.

– Проваливай из моего дома, – отрезала мать, глядя на сына разъяренным ястребом. – И пока не сподобишься найти работу – даже не суйся. Погань.

И она захлопнула за собой дверь.

Этого Пан не ожидал. Не мог себе представить даже в страшном сне. Он получил от ворот поворот в родном доме, и от кого! От матери! Милостивая Алирана, подумал он, да за что мне все это?! Где я так нагрешил? Ну, подумаешь, выпивал! Так ведь многие пьют, и что? Из дома выгонять?!

Мысли в голове не путались. В какой-то момент их просто не стало. На все тело легла пустота, будто драконы, кошки и стервятники выскребли из его души и сердца все без остатка. Он не чувствовал ничего, кроме боли и опустошения.

Это все. Конец.

Туман застилал взор, а тяжесть того, что еще осталось, заставляла ныть, упасть и больше не вставать. Он даже не пытался бороться. Сдался сразу, безоговорочно. Без намека на попытку к бегству от своей бесполезности, бесхребетности, без желания что-то исправить. Только он и бесконечное горе. Наедине, до самого конца времен.

Пан не знал, который час. Казалось, он, по уши в мусоре и очистках овощей, целую вечность провел под дверью дома, рыдая и жалея себя, потому что больше никто этого делать не собирался. Боль не проходила. Она лишь отыскивала новые грани яркости, чтобы резать и резать, еще и еще, пока было, что резать.

«Мне стыдно, что ты мой брат!»

За что, брат?

«Погань!»

«Выродок!»

За что ты так со мной, мама, за что?!

Собрав в кулак остатки сил, Пан встал. Он медленно дошел до кресел и принялся тащить их на задний двор, поближе к дровянику. Там, под шатающейся доской у дальней стены, он хранил кошель с монетами на черный день. Тот был как раз кстати, потому как его день был чернее некуда. Пан бросил кресла, сдвинул доску, взвесил скудные накопления и опустил их в карман, где лежал маленький тканевый сверток, что сунули ему те два эльфа. Сказали, что хорошо помогает от головной боли. Он поплелся туда, где сможет найти то единственное обезболивающее, что ему сейчас нужно.

– Выпить, – бормотал он, проваливаясь в беспамятство и собственноручно созданное горе. – Мне надо выпить…

***

Вот что, помимо прочего, говорит о вампирах краткая энциклопедия вампиров, которую штаб-сержант Яр Безликинс купил у заморского гостя за сто пятьдесят серебряных и кролика:

«Вампиры обладают удивительной, поистине мистической связью с самим мирозданием, оттого вся их жизнь, быт и знания буквально построены на крови».

Тот, кто написал эти строки, был выдающимся ученым и известным лекарем, которому довелось работать с вампирами. Он знал, о чем писал. Но никаких прямых объяснений этому феномену он так и не смог найти. У вампиров, в их родных сумрачных землях далеко на востоке, существуют тайные храмы, где содержится вся долгая и парадоксальная история их вида, но хозяева очень дотошны и надежно стерегут свои знания. В святилища не допускают простых смертных, поэтому, чтобы попасть в храмы вампиров, нужно самому стать вампиром.

А для этого придется пройти такой бюрократический ад, что даже вообразить в высшей степени тошно. Чего только стоит необходимость заполнить заявление о разрешении на обработку персональных данных в четырех экземплярах, два из которых нужно подписать кровью, а еще два нужны для получения бланков заявлений формы В-А-С, без которых Вам не выдадут правильный образец заявления на обработку персональных данных.

В общем, быть вампиром можно, а вот стать – очень сложно.

Когда Икола Жезла вернулся в штаб – вампир все еще был мертв. Оррф приглядывал за ним одним глазом, за что получил увесистый бутерброд. Ученый успел сесть, удобно расположиться и налить себе свежего чаю, но вот приступить к трапезе не успел.

– А-А-А-А-А! – с диким криком очнулся Сербия. И тяжело задышал.

Жезла быстро протянул тому свою чашку. Вампир мгновенно осушил ее и заговорил:

– Ингибитор ацетилхолина. Помехи всему процессу синтеза нейромедиаторов. Лавинообразная выработка серотонина. Катализ образования очагов миелинизации. Рак кожи, заражение крови, – воздух все еще давался ему тяжко. – Инсульт, тромбоз, доброе утро, Икола, ишемическая и другие коронарные заболевания сердца.

Икола Жезла, точно завороженный, заглядывал Сербии в рот и при этом – что, по правде говоря, не так уж и удивительно, – не понимал практически ни единого слова.

– П-приступы эпилепсии, – продолжал тараторить вампир, – дегенеративные повреждения внутренних органов. Нарушение альфа-ритмов мозга.

– Успоко-о-о-ойся, – выдавил, наконец, успокаивающим тоном Икола, совладав с ситуацией и одной рукой записывая за Сербией слова. – Все в порядке. Ты ожил, дорогой вампир. Все хорошо.

– Аг-ха. Отмирание долей легких, – медленно, стараясь найти свой темп дыхания, ответил Сербия.

– Так, а ты… можешь перевести хоть половину этого на нормальный язык, или хотя бы так, чтобы я понял?

– Нет.

Жезла замер.

– Ты не знаешь, что только что наговорил?

– Абсолютно, ни малейшего представления не имею, – Сербия с трудом покрутил головой из стороны в сторону и попытался принять горизонтальное положение, – но хорошо бы все это записать, потому что это очень важно. Гормональный сдвиг.

Когда вампир лег, то снова провалился в беспамятство.

Икола Жезла все записал и несколько раз перечитал,